– Итак, – наконец получил возможность договорить Олни, – Коллин М. Дюрант, самозваный эксперт и агент по продаже картин, набрался наглости усомниться в подлинности этого полотна. Если верить ему, то это – ненастоящий Фети.
– Боже правый! – не удержалась Корлис Кеннер. – Не могу представить, чтобы кто-то, хоть что-нибудь смыслящий в искусстве, мог такое утверждать.
– А теперь давайте послушаем мистера Хауэла, – предложил Олни.
Его прервал Холлистер:
– У нас здесь два эксперта. Если их сфотографировать вместе, то обоим придется выступать в суде. Иначе создастся впечатление, что один из свидетелей не хочет давать показания.
– Никто не собирается капитулировать, – рассмеялся Хауэл. – Нет необходимости тщательно исследовать полотно, чтобы сказать, кто это сделал. Я думаю, любой стоящий эксперт в стране оценит эту работу на уровне музейного экспоната, назовет имя художника и год создания. Картина написана между 1933 и 1935 годами, в тот период, когда Фети начинал открывать для себя новую технику. И поживи он подольше, еще не ясно, какой могла бы стать вся современная живопись. Единственная причина, по которой он не создал своей школы, заключается в том, что больше никому не удавалось достичь подобного эффекта.
– Я думаю, секрет в красках, – заметила Корлис Кеннер.
Хауэл кивнул:
– Нет сомнения. Он владел каким-то секретом смешивания красок. Об этом свидетельствует результат. Посмотрите на кожу женщин под деревом – гладкая, блестящая. Кто-то уверял, что Фети добавлял в краски кокосовое масло.
– Нет, дело не в этом, – возразила Корлис Кеннер. – Кокосовое масло не годится.
– А вы пробовали? – спросил Хауэл.
Чуть-чуть поколебавшись, она улыбнулась и сказала:
– Да, немного экспериментировала. Мне хотелось разгадать, в чем тут секрет. Наверное, все так делают.
В салон вошли официанты во всем белом и на серебряных подносах внесли стаканы, лед и бутылки.
– Бар в другом конце зала, – сказал хозяин. – Прошу вас, господа. Вам будут предложены бурбон, мартини, скотч с содовой и «Манхэттен».
Один из репортеров полюбопытствовал:
– А во что вам обошлась эта яхта, Олни?
– Триста тысяч, – спокойно ответил хозяин.
– А как вы ее используете?
– Она служит для развлечений, в интересах дела, конечно.
– А правда, что вы держите на ней все свои картины? – спросил другой репортер.
– Да, довольно много.
– А почему?
– Мне это удобно, – сухо ответил хозяин после минутной паузы. – Я провожу большую часть времени на яхте, и мне нравится, когда картины со мной рядом.
– У них с женой разные вкусы, – пояснил Холлистер Мейсону. – Она не любит искусство и все, что с ним связано. А он действительно большую часть времени проводит на яхте.
– Развод? – спросил Мейсон.
– Развода не будет.
К ним подошел официант.
– Что ты будешь пить? – обратился Мейсон к Делле Стрит.
– Скотч с содовой.
Мейсон кивнул:
– Принесите два.
– Да, сэр.
– Трудно вести подобные дела, – пожаловался Холлистер. – Все это неплохо, но я не хочу, чтобы меня обвинили в злоупотреблении рекламой для создания предвзятого отношения в суде. Я думаю, это неэтично.
– Да, на это косо смотрят, – согласился Мейсон.
К картине подошел Хауэл и, достав лупу, стал тщательно рассматривать полотно. Мейсон взял с подноса стакан, подошел к нему и встал рядом.
– Ну и?.. – спросил он.
– Не может быть никакого сомнения. Но я это делаю для того, чтобы в суде ни один дотошный адвокат не смог… Ах, извините, я не имел в виду лично вас, мистер Мейсон. Вы же знаете, адвокат адвокату – рознь.
