Я поднялась на седьмой этаж. На площадке два молодых фэна Генри Филдинга менялись наклейками от жвачек.
– Меняю твою одну Софию на одну Амелию!
– А ху-ху не хо-хо? – презрительно ответил его приятель. – За Софию ты мне вместе с Амелией отдашь Олворти и Тома Джонса!
Второй, осознав ценность Софии, неохотно согласился. Сделка была заключена, и они побежали вниз по лестнице искать бутылочные крышки. Я сверилась с номером, продиктованным Тэмвортом, и постучала в дверь, покрытую полуоблупившейся краской персикового цвета. Мне с опаской отворил человек лет восьмидесяти с гаком. Он прятал лицо, прикрывая его морщинистой рукой. Я показала ему бэдж.
– Вы, должно быть, гость, Нонетот, – сказал он слишком бодрым для своих лет голосом.
Я пропустила древнюю шутку мимо ушей и вошла. Тэмворт с помощью бинокля следил за окнами в здании напротив. Он, не оборачиваясь, махнул мне рукой. Я снова посмотрела на старика и улыбнулась:
– Зовите меня Четверг.
Ему понравилось, он пожал мне руку.
– Я О2решек, можете звать меня Младший.
– Орешек? – переспросила я. – Вы не родственник Филберта?
Старик покивал.
– Филберт… ах да, – прошептал он. – Хороший парень, добрый сын своего отца.
Филберт Орешек был единственным мужчиной, который хоть ненадолго заинтересовал меня, после того как десять лет назад я бросила Лондэна. Орешек служил в Хроностраже. Он отправился на задание в Тьюксбери и не вернулся. Мне позвонил его начальник и объяснил, что парню пришлось задержаться. Я поняла так, что у него завелась другая девушка. Какое-то время было больно, но Филберта я не любила. Я знала это твердо, поскольку уже любила раньше – Лондэна. Если хоть раз был влюблен, то узнаешь любовь с первого раза, как картину Тернера или западный берег Ирландии.
– Значит, вы его отец?
Орешек направился в кухню, но я не собиралась его отпускать:
– Как он? Где сейчас живет?
Старик возился с чайником.
– Мне трудно говорить о Филберте, – сказал он наконец, промокая угол рта носовым платком. – Это было так давно!
– Он умер? – спросила я.
– О нет, – прошептал старик. – Он жив. Я думал, вам сказали, что ему пришлось задержаться?
– Сказали. Я просто решила, что он встретил другую.
– Нам казалось, вы должны сообразить. Ваш отец состоял – или состоит, я полагаю, – в Хроностраже, и мы прибегли к обычному… как бы это… эвфемизму.
Он многозначительно посмотрел на меня. Ясные голубые глаза сверкали сквозь густые ресницы. Мое сердце гулко колотилось.
– О чем вы говорите? – растерянно спросила я.
Старик собирался сказать что-то еще, но вместо этого погрузился в молчание, постоял немного и пошаркал в гостиную надписывать наклейки на видеокассетах. Тут явно крылось нечто более сложное, чем девушка в Тьюксбери, но время было на моей стороне. С расспросами можно не торопиться.
А пока что стоило осмотреть комнату. Стол на козлах у сырой стены был заставлен оборудованием для слежки. Катушечный магнитофон «Ревокс» соседствовал с микшером, который выводил все семь «жучков» и телефонную линию на восемь различных звуковых дорожек. Фотоаппарат с мощным телеобъективом, рядом видеокамера, ведущая низкоскоростную запись на десятичасовую кассету.
Тэмворт все-таки оглянулся:
– Привет, Четверг. Подойдите и гляньте.
Я посмотрела в бинокль. В квартире напротив, менее чем в тридцати ярдах отсюда, я увидела хорошо одетого мужчину лет пятидесяти с худым задумчивым лицом. Мне показалось, что он разговаривает по телефону.
