Дело смеющейся гориллы - страница 8



– Делла, тебе следовало стать поэтом.

– Я просто пытаюсь мыслить логически.

– А сама ты, часом, не ведешь дневник?

Делла густо покраснела и поспешила перевести разговор на другую тему:

– Кроме того, Элен ненавидела Натана Фейллона.

– А ты думаешь, кто-нибудь его любит? – усмехнулся адвокат.

– Сам Натан Фейллон.

Мейсон откинулся в кресле и расхохотался.

– Элен любила животных, – продолжала Делла, – и сильно привязалась к обезьяне по кличке Пит. Ее возмущали эксперименты, проводимые Бенджамином Эддиксом над животными.

– Насколько я понял, – задумчиво прищурился Мейсон, – эксперименты в зверинце Эддикса велись на высоком научном уровне: воздействуя на нервную систему человекообразных обезьян, он пытался подвергнуть их гипнозу. Он полагал, что человек не может быть погруженным в столь глубокий транс, чтобы нарушить свои моральные установки, но предположил, что огромную обезьяну можно под воздействием гипноза заставить совершить что угодно, вплоть до убийства человека. Будь я проклят, если понимаю, что Эддикс хотел этим доказать. Не зря Элен проявляла такой жгучий интерес к его прошлому, наверняка там скрывается какая-то тайна. Подозреваю, что он совершил преступление и чувствовал, что сделал это, находясь под гипнозом.

– Да, тяжело ей было работать секретаршей в такой кошмарной обстановке, – заметила Делла. – Никакое богатство и поиски научной истины не могут оправдать жестокого обращения с животными.

– Очевидно, – кивнул Мейсон, – Элен Кадмус поначалу испытывала подобные чувства. Но потом ее взгляды постепенно изменились, и она стала с большим уважением относиться к Эддиксу, догадываясь, что за его экспериментами стоит что-то очень важное. Возможно даже, она докопалась до истины, раз тайна перестала ее волновать.

– И поэтому ее убили, – предположила Делла Стрит.

– Это только догадки, Делла, – возразил адвокат. – Нет никаких доказательств.

– Но я всем сердцем чувствую, что такая жизнерадостная и сильная девушка, как Элен Кадмус, не могла пойти на самоубийство.

– В том дневнике, который читал я, – сказал Мейсон, – есть одна деталь, которая меня весьма заинтриговала.

– Какая именно?

– Эта обезьяна, Пит, которую Элен так любила, повадилась таскать ее безделушки, которыми, по мнению Пита, она восхищалась: пудреницу, губную помаду, серьги. Пит хватал все подряд и куда-то прятал. Насколько я понял, Элен подозревала, что тайником Пита была огромная греческая ваза в вестибюле особняка Эддикса. Знаешь, Делла, мне не дает покоя одна мысль. Ты не помнишь, кто представляет Джозефину Кэмптон на процессе против Эддикса?

– Одну минутку, шеф, мне надо посмотреть в картотеке, – сказала Делла и оставила Мейсона одного. Через какое-то время она вернулась с листком бумаги, на котором было напечатано: «Джеймс Этна, адвокатская контора „Этна, Этна и Дуглас“».

– Боюсь, шеф, я допустила ошибку, – сказала Делла, протягивая листок Мейсону.

– Что ты имеешь в виду?

– Телефон в приемной звонил так настойчиво, что я не выдержала и сняла трубку, чтобы сказать, что рабочий день давно закончился и в конторе никого нет. Выяснилось, что со мной разговаривает некий Мортимер Эрши, менеджер Бенджамина Эддикса. Он очень настаивал на вашей встрече с мистером Эддиксом.

– Что ты ему сказала? – поинтересовался Мейсон.

– Я заявила, что должна связаться с вами, выяснить, какие встречи намечены на завтра, и уточнить подходящее время для визита мистера Эддикса. Тогда Эрши сообщил, что мистер Эддикс ранен и не может появиться в твоем офисе.