Дело – табак. Полвека фабрики «Ява» глазами ее руководителя - страница 19

жило крупное начальство. Но за это надо было платить: среди указанной категории граждан был особо высоким риск оказаться репрессированными. Такие жилищные условия соответствовали сталинской идеологии распространения принципов коллективизма даже на личную жизнь. Чтобы люди оставались наедине или в кругу семьи как можно меньше времени и у них было меньше возможности поговорить «по душам».

Заработная плата лишь позволяла сводить концы с концами. Рядом с нашим домом находился Рижский гастроном. Прилавки ломились от разного вида деликатесов. Но люди в своей массе не могли воспользоваться этим великолепием и стояли в длинных очередях за дешевыми продуктами. Помню, что сам, стараясь помочь родителям, отстаивал по нескольку часов за дешевым творогом. Чтобы не потерять очередь, номера писали на ладони фиолетовым, так называемым химическим карандашом[30]. Быт был настолько не налажен, что некоторые наши соседи ходили с бидонами за бесплатным кипятком на вокзал. Зато государственная пропаганда постоянно восхваляла И. Сталина в связи с очередным снижением цен на продукты питания. Люди верили Сталину. Обожествляли за его заботу. Круглые сутки он, конечно же, работает в Кремле, заботится о благополучии страны и советских граждан. Дисциплина в стране держалась на страхе: страхе потерять работу, быть репрессированным за неосторожные высказывания или осужденным за мелкое хищение. Моя мама работала в Министерстве сельского хозяйства СССР. По ее рассказам, когда заканчивалось рабочее время, никто из сотрудников не решался покинуть свое рабочее место. Боялись, что начальник или секретарь партийной организации скажут: «Раз вы уходите “по звонку”, значит – недостаточно загружены, и вас можно сократить». Реорганизации и сокращение штатов в министерствах происходили регулярно, это держало людей в страхе. В стране поддерживалась регулируемая безработица. Люди боялись потерять работу. Переходы с одного места на другое не поощрялись властями. Такие «неустойчивые» и «неблагонадежные» сразу попадали под надзор властей. Если человек терял работу, он мог быть осужден за тунеядство.

Поступив на предприятие или в организацию, люди психологически были готовы проработать там всю свою жизнь. Даже при необходимости укомплектовать новое производство или расширить существующее перемещение кадров осуществлялось организованно, по выделенным «сверху» разнарядкам, так называемым партийным и комсомольским путевкам. Таким образом, люди с первых самостоятельных шагов и до выхода на пенсию были фактически «приписаны» к одному месту работы. Так осуществлять контроль за человеком было намного легче. По месту жительства за поведением в быту следил участковый милиционер[31]. Он обстоятельно опрашивал соседей о поведении попавшего под подозрение. На работе эту роль выполнял отдел кадров, который был своеобразным фильтром при приеме на работу и играл важную роль в ходе дальнейшего продвижения по службе. Кадровиков не любили и боялись, так как знали, что они работают в контакте со спецслужбами и должны постоянно информировать их о положении на предприятиях или в организациях. Отдел кадров тесно сотрудничал с так называемыми особыми отделами, которые фактически были представителями органов НКВД. На секретных и режимных предприятиях они составляли большие подразделения. На предприятиях пищевой промышленности это был один сотрудник – начальник «спецчасти». Как правило, на подобных должностях работали бывшие сотрудники органов безопасности, очень закрытые люди, мысли которых было трудно прочитать.