На этих словах Гудовин развернулся к Марте и длинно, с лагерными оборотами выругался. Смысл тирады на русский язык можно перевести так: умная женщина Марта Игоревна придумала хороший план, в результате коего Гольдман Борис Аркадьевич почувствует себя очень плохо.
– То-то же, Вова, – улыбнулась Марта. – Милиционеры не любят, когда подозреваемые отказываются отвечать на элементарные вопросы и требуют адвоката.
– А если Боря со страху на коллективку расколется?
– Вова, Боря трус, а не дурак. Поймет, убийство бомжа на него вряд ли повесят, а вот от групповухи с настоящей потерпевшей ему уже не отвертеться.
Гудвин вернулся на диван, взял стакан с коньяком и залпом выпил.
– Лады, Домино. Но мы-то ему тогда зачем? Бориску адвокат вытащит.
– Ну, во-первых, с адвокатом мы торопиться не будем. Во-вторых, ты в хату маляву отправишь, попросишь принять фраера по-людски. – Гудвину казалось, что Марта уже диктует ему текст записки в СИЗО. Старый Князь многому успел научить приемную дочь. – А я, Вова, опять спущусь к Боре добрым, всепрощающим ангелом – дам алиби, поддержку и обещание хранить тайну. Когда Борю после первого допроса с отказами и истерикой в камере закроют, у него одна надежда останется – мы, Вова. – Домино взяла из вазочки орешек в шоколаде и разгрызла его белыми зубками. – А уж мы с тобой, Вова, такую кутерьму разведем – рады стараться! Поймет Бориска, что без верных людей жизнь – рабская неволя.
В кармане Гудвина запиликал сотовый телефон. Вова достал мобильник, выслушал короткое сообщение и доложил Марте:
– Девчонка дома. Мы ее на улице караулили, думали, хавера пустая. А она, оказывается, никуда не выходила, в темноте сидела. Только что свет зажгла. Ехать, Домино?
Марта в задумчивости разгрызла еще два орешка и произнесла:
– Подожди, Вова. Она сейчас, ночью, никому дверь не откроет. Завтра пошлешь к ней верного человека, пускай договорится. Ствол надо выкупать.
– А если Боря завтра в ментуру пойдет, заяву на пропавший ствол писать?
– Не пойдет, – ухмыльнулась Домино. – Он завтра хворый будет. На радостях так насосется, валежником лежать будет.
На следующий день Борис Аркадьевич появился в офисе только после обеда. Бледный и слегка опухший, он прошел мимо кабинета Марты к себе и сразу попросил секретаршу сделать крепкого чая.
Прежде чем бежать к заварочному чайнику, секретарша склонилась над селектором, нажала кнопку и прошептала:
– Пришел, Марта Игоревна.
Домино дала любовнику время на утоление похмельной жажды, взяла несколько листов бумаги и отправилась в соседний кабинет.
– Добрый день, Борис, – как ни в чем не бывало поздоровалась Марта.
– Добрый, – буркнул Гольдман. – Что у тебя?
– Поставки, – коротко ответила Марта и положила на стол перед шефом бумаги.
Борис Аркадьевич быстро просмотрел документы, болезненно сморщился, но подпись поставил.
– Все?
– Почти. Пришел факс из Дрездена. Посмотришь сейчас или подождешь до завтра? – Голос «доброго ангела» искрился сочувствием к падшим, и Борис Аркадьевич наконец посмотрел на любовницу. Но, встретив открытый, чистый взгляд, тут же отвел глаза.
– До завтра, Марта Игоревна…
«Скотина! – возвращаясь к себе, думала Марта. – И кто сказал, что евреи не пьют и с девками не путаются?! Еще как пьют и путаются! Впрочем, – Марта шумно, вслух вздохнула, – возможно, мне просто не повезло и я наткнулась на единственную паршивую овцу. Точнее, свинью».
