Дело «Тысячи и одной ночи» - страница 24



– У мистера Холмса, – сказал я, – все еще продолжается вечеринка?

– Так точно, сэр, – отозвался парнишка, сделав слабую попытку изобразить военную выправку. Он потянулся за проводом, чтобы воткнуть его. – Ваше имя?

Я эффектно достал из кармана монетку.

– Погоди-ка. Не объявляй обо мне. Я собираюсь сперва поколотить ему в дверь, мол, я офицер полиции. Квартира Д, правильно?

Тот послушно ухмыльнулся и сказал, что мне нужна квартира Е и что звуки точно не дадут мне ошибиться. Войдя в лифт, я остановился и обернулся, как бы между прочим:

– Как долго они там уже?

– Весь вечер, – ответил дежурный. – С девяти часов или около того. Осторожно, там ступенька, сэр.

Когда скрипучий лифт поднялся наверх и замер, я все услышал. Я попал в мрачный коридорчик, выкрашенный в зеленый, места в котором хватало лишь для того, чтоб развернуться. Из-за двери в дальнем его конце доносились приглушенные, но душевные звуки губной гармошки, сопровождавшиеся хором голосов, тянувшим тягучую песню в этом словно бы церковном полумраке. Хор торжественно пел:

Мы Фреда Карно солда-аты,
Регтайма имени по-о-олк,
Стрелять не умеем и в бой не идем,
Какой от нас, к черту, то-о-олк?
Ну а когда мы…

И тут я что есть сил забарабанил в дверь; настолько громко, что засевшие в квартире певцы, должно быть, подумали, что кто-то пришел распекать их за шум, поскольку пение прекратилось, будто всем разом закрыли рты. Послышалось шуршание, звук закрывающейся двери, а затем шаги. Дверь открыл худощавый мужчина, держащий в руке бокал.

– Я ищу, – начал я, – мистера Рональда Холмса…

– Это я, – ответил тот. – Что случилось?

Он стоял немного боком, так что свет из квартиры проникал в коридор. На Холмсе были большие очки в роговой оправе.

Глава пятая

Ключ от витрины, где был кинжал

Он двинулся назад, и я проследовал за ним в комнату. Внутри было чисто, но при этом тесно и пусто, концерт явно проходил не здесь. Из-за закрытой двери с противоположной стороны доносился смех и пробные ноты, взятые на губной гармошке. Единственным источником света здесь служила большая лампа под желтым абажуром, которая отражалась в полированной столешнице и подсвечивала профиль хозяина квартиры.

От легкого любопытства его брови слегка поднялись вверх, но не более того. Роста он был среднего, худощавый, немного сутулый. Жесткие желтоватые короткие волосы вились. Из-под очков на меня глядели бледно-голубые глаза; на его худом длинном лице с острыми чертами будто бы застыло извиняющееся выражение. Одет хозяин был в темный деловой костюм, стоячий воротничок рубашки охватывал мятый темный галстук. На вид Холмсу было около тридцати с небольшим; однако, когда он повернул голову к свету, я заметил на его лбу тонкие морщинки, поблескивающие от пота. Хотя он и не был сильно пьян, но и трезвым его нельзя было назвать. Прочистив горло, он покачнулся, бросил взгляд на бокал в своих длинных пальцах, встряхнул его и вновь поднял взгляд. В его учтивом голосе звучала странная нотка, что-то среднее между извинением и решимостью.

– Слушаю вас? – произнес он. – Что-то случилось? А мы, случайно, не знакомы? Кажется, мы встречались…

Из-за двери раздался женский голос. Вполне обыкновенный вначале, он вдруг возвысился, наконец сорвавшись на радостный визг.

– Это ты, Ринки? – вопросил голос. – Ринки, ослина ты этакая! Это ты-ы-ы? – за этим последовала энергичная дробь женских каблучков по гулкому паркету.