– Вы, я полагаю, были крайне взволнованы? – спросил папаша Табаре.
– Пожалуй, меньше, чем сейчас. Две недели мучений, что ни говори, притупляют чувствительность. Я сразу начал со слов, вертевшихся у меня на языке: «Господин виконт, вы меня не знаете, да и неважно, кто я такой. Я пришёл к вам с чрезвычайно печальным и серьёзным делом, оно затрагивает честь вашего имени». Он, конечно, мне не поверил, так как довольно грубо осведомился: «Это надолго?» Я только кивнул.
– Прошу вас, – вмешался папаша Табаре, превратившийся весь во внимание, – не упускать никаких, даже незначительных подробностей. Вы же понимаете, насколько это важно.
– Виконт явно забеспокоился, – продолжал Ноэль. – «Беда в том, – сказал он, – что я весьма спешу. В этот час я должен быть у девушки, на которой намерен жениться, у мадемуазель д'Арланж. Не могли бы мы отложить наш разговор?»
«Хорошенькое дело! Ещё одна женщина!» – подумал старик.
– Я ответил виконту, что наше объяснение не терпит отлагательств, и, увидев, что он собирается выставить меня, достал из кармана письма графа и протянул ему одно из них. Узнав почерк отца, виконт смягчился. Он объяснил, что поступает всецело в моё распоряжение, и лишь попросил позволения уведомить тех, кто его ждёт. Быстро написав несколько слов, он отдал записку камединеру и приказал немедленно доставить её маркизе д'Арланж. После этого мы прошли в соседнюю комнату – библиотеку.
– Одно только слово, – прервал рассказ сыщик. – Увидев письма, он смешался?
– Ничуть. Плотно прикрыв дверь, он указал мне на кресло, сел сам и сказал: «Теперь, прошу вас, объяснитесь». В прихожей у меня было время подготовиться к разговору. Я решил рубить сплеча. «Господин виконт, – произнёс я, – дело это весьма тягостное. Я собираюсь открыть вам нечто невероятное. Умоляю, не отвечайте, пока не познакомитесь с этими письмами. Кроме того, заклинаю вас, не пытайтесь прибегнуть к насилию, это ничего не даст». Он удивлённо взглянул на меня и ответил: «Говорите, я слушаю». Я поднялся и проговорил: «Знаете, господин виконт, что вы – внебрачный сын господина де Коммарена. Доказательство – в этих письмах. Законный наследник жив, он и послал меня сюда». При этом я неотрывно смотрел на виконта и заметил, как глаза его вспыхнули гневом. На секунду я даже подумал, что он схватит меня за горло, но он быстро с собой справился. «Где письма?» – спросил он. Я протянул связку.
– Как? – вскричал папаша Табаре. – Подлинные письма? Но это же безрассудство!
– Почему?
– Он мог их… Да он мог сделать с ними все, что угодно!
Адвокат положил старику руку на плечо.
– Я ведь был там, – глухо ответил он. – Уверяю вас, никакой опасности не было.
Лицо у Ноэля вспыхнуло такой яростью, что папаша Табаре даже немного испугался и инстинктивно отодвинулся. «Да он убил бы его!» – подумал старик.
Адвокат продолжил рассказ:
– Я сделал для виконта Альбера то же, что сделал сегодня вечером для вас, мой друг. Я избавил его от чтения, по крайней мере в тот раз, всех ста пятидесяти шести писем. Я посоветовал ему ознакомиться лишь с теми, что помечены крестиком, и обратить особое внимание на строки, подчёркнутые красным карандашом. Тем самым я сокращал его муки…
Виконт сидел за маленьким столиком, таким хрупким, что на него даже нельзя было облокотиться, я же стоял спиною к горящему камину. Я следил за всеми его движениями и наблюдал за лицом. Да, никогда в жизни я не видел ничего подобного; проживи я хоть тысячу лет, этой сцены мне не забыть. Меньше чем за пять минут лицо виконта изменилось настолько, что его не узнал бы даже собственный камердинер. Он схватил носовой платок и время от времени машинально подносил его ко рту. Прямо на глазах он побледнел, а губы его могли сравниться белизной с платком.
