Она была невысока ростом, но ведь только миниатюрные женщины могут обладать всеми совершенствами. Женщины, рост которых выше среднего, – просто ошибка природы. Как бы красивы они ни были, у них всегда найдётся какой-нибудь изъян, словно в творении скульптора, пусть даже талантливого, но впервые взявшегося за слишком большое изваяние.
Да, ростом она была невелика, однако её шея, плечи и руки поражали плавностью линий. Пальцы её с розовыми ногтями напоминали драгоценные вещицы, за которыми тщательно ухаживают. Ноги в шёлковых, похожих на паутинку, чулках были само совершенство. При взгляде на них вспоминались не ножки сказочной Золушки в хрустальных башмачках, но вполне живые, вполне осязаемые ножки банкирши, любившей, чтобы её почитатели заказывали с них копии из мрамора, гипса или бронзы.
Женщину нельзя было назвать красивой, ни даже хорошенькой, однако лицо её принадлежало к тем, что поражают, словно удар грома, и никогда не забываются. Лоб у неё был чуть выше, чем нужно, рот чуть великоват, хотя губы пленяли своею свежестью. Брови, казалось, были нарисованы китайской тушью, но художник, пожалуй, слишком нажимал на кисточку: когда она забывала за собой следить, они придавали ей суровый вид. Зато лицо у неё было великолепного светло-золотистого цвета, чёрные бархатные глаза обладали необычайной магнетической силой, зубы сияли перламутровой белизной, а в удивительно густых чёрных волосах, тонких и волнистых, мерцали голубоватые отблески.
Увидев Ноэля, откинувшего шёлковую портьеру, женщина опёрлась на локоть и приподнялась.
– Наконец-то, – произнесла она недовольным тоном. – Вы очень кстати.
Адвокату стало душно в африканской атмосфере курительной комнаты.
– Какая жара! – сказал он. – Здесь можно задохнуться.
– Вы находите? – отозвалась женщина. – А я вот стучу зубами. Мне так плохо. Ожидание невыносимо для меня, я места себе не нахожу, а вы заставляете себя ждать со вчерашнего дня.
– Но я никак не мог прийти, просто никак! – объяснил Ноэль.
– Вам же прекрасно известно, – продолжала дама, – что сегодня подошли сроки платежей и что платить мне нужно много. Набежали поставщики, а у меня за душой ни гроша. Принесли счёт от каретника – денег нет. Этот мошенник Клержо, которому я задолжала три тысячи франков, устроил мне ужасный скандал. Как это все неприятно!
Ноэль понурил голову, словно школьник, которому учитель выговаривает за невыученный урок.
– Но ведь задержка-то всего на один день, – пробормотал он.
– По-вашему, это пустяки? – отозвалась молодая женщина. – Уважающий себя человек, друг мой, может позволить опротестовать свои вексель, но никогда – вексель своей любовницы. Да за кого вы меня считаете? Неужели вам не известно, что моё положение в обществе зависит прежде всего от денег? Стоит мне не заплатить по векселям – и все, конец.
– Жюльетта, дорогая, – ласково начал адвокат.
Она резко его прервала:
– Ну, разумеется: «Жюльетта, дорогая, обожаемая». Пока вы здесь, все очаровательно, но только выйдете за порог, вас не дозовешься. Наверное, и не вспомните даже, что есть такая Жюльетта…
– Это несправедливо! – возразил Ноэль. – Вы же знаете, я постоянно думаю о вас, я тысячу раз вам это доказывал. А сейчас докажу снова.
Он достал из кармана пакетик, взятый им из стола, развернул его и показал прелестную бархатную коробочку.
– Это браслет, что так понравился вам неделю назад на витрине у Бограна.
