Дело во мне - страница 11

– Иногда у меня возникает ощущение, что я надеваю маску – маску нормального, общительного, прикольного. Что, если я вовсе не такой, каким показываю себя? И то, что я вижу перед зеркалом, это просто вросшая, ставшая привычной, как кожа, маска. Маска другого меня. Я говорю то, что им интересно, что они хотят услышать.

– Кто они?

– Да люди.

На это Тема беззвучно посмеялся и сказал:

– Поверь мне, подавляющее большинство смертных занято тем же, что и ты, – рассуждениями о том, что о них думают другие.

– А ты разве не думаешь об этом?

– Неа. Вообще мне кажется, что я достиг просветления. Ничто меня не беспокоит. Ни люди, ни я сам.

– Прости, мой юный Шакьямуни, но это больше похоже на хитрые происки твоего ленивого мозга…

– …который пятый год выигрывает всероссийскую олимпиаду по математике.

– Ой, ну да. Это ведь так о многом говорит. Но на Будду ты все равно не похож. Потому что ты злой.

– Это плата за мою гениальность, только и всего.

От таких разговоров и бурлящих от веселья вечеров, где можно было пить без остановки, все внутри замолкало на какое-то время. Пока тупая боль, прячущаяся за маской безразличия, не достигала пика…

Что случается, когда ты достигаешь предела боли? Черные дни. Безвольное обездвиженное тело, сгорающее от внутреннего напряжения и душащего давления в горле. Когда наступали черные дни, Робби закрывался в комнате и просто существовал. Сидел на полу, слушал музыку, трупом лежа на кровати, рассматривал потолок, расставлял книги в шкафу, точил карандаши. Но чаще – просто лежа на полу, и старался не задохнуться от удушья невидимой руки. Она сжимала его горло, иногда переходя на виски. И тогда, чтобы как-то ослабить невыносимую боль, Робби напрягал все тело. Больше всего доставалось рукам. Робби как будто оказывал сопротивление, но не кому-то, а самому себе. Это жутко, когда собственное тело пытается убить тебя. Но кто его на это настроил? Не ты ли сам?

А когда напряжение немного затихало, он представлял, что в одном из углов спрятана камера, через которую за ним наблюдает Бог. Или просто какие-нибудь садисты.

«Я как чей-то неудачный эксперимент»

Это нормально, что у людей бывают дни, когда настроения нет и не хочется никого видеть. Проходит пара часов, и все заканчивается. Они съели мороженое, выпили вина, занялись сексом, пошли на шопинг – все, жизнь снова прекрасна. Малейший спад эндорфинов, пара неудач – и все, у него «депрессия». Робби презирал таких нытиков, хотя в глубине души завидовал тем, кто не знает, каково это – бояться самого себя.

Эти дни сливались в один бессмысленный промежуток глухой пустоты, в которой нет времени. Они просто приходили к нему, как палач к заключенному, который не знает дату своей казни. И каждый раз он надеялся, что это конец. Лучше умереть, чем жить с вечной ненавистью к себе. Робби хотел, чтобы все закончилось. Но нет. Это всего лишь очередная пытка. Ты просыпаешься, встает солнце, люди, машины – и вот ты снова в своей комнате, где изучил каждый угол, каждую царапину на стене. Ложишься спать. Завтра все то же самое. Тупое нежелание что-то делать. Когда тело отказывается двигаться, и ты просто смотришь в одну точку без мыслей – это если повезет. Порой непроизвольно в памяти начинают прорезаться гнилые ростки детских воспоминаний, где тебя унижали или оставляли одного. Еще один день закончился, но ты не думаешь: «Да, сегодня был неудачный день. Но завтра все будет замечательно!» Нет. «Вот бы никто не докопался ко мне завтра. Вот бы мне не пришлось говорить. Совсем. Боже, пусть они не трогают меня».