Дело во мне - страница 22

– С чего вы все взяли, что я рад вам? Что я вас впускаю?! Только потому, что один раз мы мило поболтали?! Идите к черту вы все, я ненавижу вас! Вы, невежественные, тупые ублюдки, понятия не имеете, как тяжело мне жить с ним, как много он требует от меня! Да он из меня жизнь высасывает! Я с ума схожу, разве ты не видишь? Не видишь… и никто не видит. Я постоянно говорю, говорю, а вы не слышите меня… Я устал от этого непонимания и узколобия. Я в случайной фразе раскрываю тебе душу, а вы? Вы просто мило улыбаетесь или машете рукой, мол, что за глупости, малыш? Опускаете меня на эту грязную землю, а говорите, что любите! Да знаешь ли ты, как долго я мечтал об этом полете?! Как долго я зашивал крылья своим ангелам? Они пострадали из-за вас, вы им крылья испоганили своей рациональностью! Своими чертовыми разумными доводами и критикой! Я такой, какой есть. Я все через себя пропускаю, все! У меня словно кожи нет, а вы сыпете на меня свои слезы. Мне больно, и я… Я болью жил. И с болью. Я… просто устал.

– Робби, – Алиса дрожащими руками держалась за голову, в полной растерянности. – О ком ты говоришь, Робби?

Он не ответил. Его губы еще дрожали. Он с трудом перевел дыхание и убрал слезы. Потом кинул взгляд куда-то вдаль и отметил красоту соседних зданий.

– Знаешь, я просто думал, – заговорил он не своим голосом; проклятая улыбка смерти снова на его лице, – Я думал, может, вы наконец услышите меня, если я руки себе изрежу? Или вот так с крыши сигану, а? Я любви вашей жду, я в ней нуждаюсь… оттого все это безумство, – и снова шепот, – но теперь я выхода не вижу. Я сейчас пробью себе голову и больше не увижу твоих глаз. А если останусь, то до конца дней буду видеть в них себя, полного кретина, на крыше, с перекошенным лицом. Я не хочу этого… – потом он снова переменился; тело поддалось усталости, лицо побледнело, под глазами выступили синяки. – Что мне делать, Алиса?

Она стояла как пораженная. Вид у нее был такой, будто она впервые видит его, а сам Робби только что выражался на чужом для нее языке. «Она как труп бледная. Как я, если бы ее не было рядом, я бы давно уже…»

По ее щеками текли слезы. Вот так просто. Они текли как реки, как ручьи по улицам во время дождя. Она ждала. Непонятно чего ждала, она застыла в ожидании и в страхе сделать неверный шаг. Робби тронуло это, ведь впервые в жизни он прочувствовал, что ей не все равно, что она боится за него. В эту минуту он ей поверил. Робби на мгновение увидел их со стороны, двух детей на крыше, сражающихся с неким врагом, с тем, которого люди не могут победить уже тысячи лет; они бились с тем самым призраком, который губил людей, заставлял их отказываться от себя, заставлял их смиряться с худшим; с покровителем самоубийц, смертников, маньяков и предателей. Робби знал, что именно сейчас он сражается с той самой сущностью, с тем голосом из темноты, что живет в нем, и битву эту он проигрывает. И вдруг он снова вернулся в свое тело, как по сигналу. В эту секунду Алиса сделала шаг назад, и острая боль пронзила его сердце. Колени дали сбой, по телу поползла кривая судорога.

«Что я натворил!» Сознание вернулось к нему окончательно. От боли, прострелившей его грудь, Робби согнулся, и его начало трясти так сильно, что стоять он больше не мог. Алиса смотрела на все это, видела каждую мышцу, которая сейчас боролась со смертью. Она видела, как кто-то словно забирает у нее брата. Но вдруг все вокруг затихло. Словно с неба опустилась ширма. Они услышали город. Шум машин, крики ворон, человеческие голоса внизу. «Жизнь продолжается», – подумал Робби, и все, что было до этой секунды, показалось страшным сном. «Алиса…» – он потянул к ней руку, но, сделав шаг навстречу, почувствовал смертельную слабость; все вокруг погрузилось в черноту, уменьшившись в размерах; звуки потерялись силу и превратились в эхо. Последнее, что он слышал, – падение тела и ее пронзительный крик.