Дем Санд. Странствия меча - страница 11

Течение времени здесь не ощущалось. Тени более не сгущались, и ни единый луч света не проникал сквозь плотные кроны над головой. Поэтому сколько мы так стояли – минуту или час – сложно было сказать. Для меня мерой была только угасающая боль в обожженном боку. И когда она стала едва ощутимой, тишина вдруг схлынула, и на меня полились звуки Леса. Раздавались с высоты певучие протяжные голоса, шуршала и позванивала трава и цветы. Что-то или кто-то вздыхало то впереди, то сбоку. Змеящиеся по стволам деревьев крошечные молнии иногда потрескивали тихим костяным треском. Краем глаза я заметила какую-то огромную тень, замершую в отдалении между стволов и глядящую на нас круглыми светящимися глазищами. Почуяв мое внимание, создание издало низкий ухающий звук, что-то вроде филинского «убу-бубу!» и поплыло вглубь теней.

Нос мой тоже стал обонять здешние запахи. Непривычные до легкого одурения, свежие, чистые. Где-то хвойные, где-то шипровые, где-то цитрусовые. То похожие на цветочные, то – на приторно-сладковатый запах разложения. Я могла лишь пытаться подобрать им аналогичные из знакомой палитры ароматов Мира.

Найтмар тихонько всхрапнул, изогнул сильную шею, кося на меня серебряными глазами. Я знала, что в моих зрачках сейчас разгорается такое же серебряное, спокойное пламя, поэтому лесной сумрак проявлялся все больше, всё четче становились черты окружающего.

«Кто-о? – коснулся слуха бесплотный голос. – Кто? Кто? Кто-оо?»

Конь моргнул и тряхнул длинной гривой, поворачивая морду вперед. Я посмотрела туда же. Человекоподобные высокие и очень тонкие фигуры колебались возле подножия одного из деревьев. Их тела взыскривали стеклом, черты узких лиц невозможно было разглядеть.

«Кто-о?» – снова зашелестел возле лица тихий голос.

– Дем Санд, – ровно ответила я, стараясь не задерживаться та этих вытянутых лицах, чьи глаза были провалами в первородную тьму.

Фигуры качнулись, словно язычки свечей на сквозняке, на мгновение слились в одно. Потом застыли неподвижно, лишь по стеклянным их членам струились еле заметные отсветы от роящихся зелёных искр.

«Можно-о. Пусть идёт» – наконец донеслось до меня, а в отдалении снова заухало.

– Веди, Буцефал, – наклоняясь к острому торчащему уху коня, сказала я и крепче сжала пальцы на поводьях. Это все, что я ещё успела сказать и сделать перед тем, как обморок поглотил меня, унося сквозь мерцающую зелёным и серебряным тьму. Туда, где бесплотный, бесполый голос вопрошал: «Кто-о? Кто?», и меня качало на огромных медленных волнах…

…Когда это случилось? Я уже не помню. Но в другой жизни. Потому, что сначала была смерть. А потом снова – жизнь. Но в ином мире.

Я ступаю под неверные своды памяти, затянутые зыбким туманом. Сквозь ажур этих сводов то и дело проглядывает тьма – беспамятство, то, что стерлось навсегда и бередит душу невозможностью вспомнить.

Передо мной дверь с небольшим смотровым окошечком. Я знаю – не заперто. Потому берусь за круглую ручку, поворачиваю до щелчка и распахиваю створу.

Снаружи – теплый осенний день. Крыльцо и ступени засыпаны желтыми и красными листьями. Вот похожие на звезды листья клена, там – рассыпались золотыми рыбками березовые. А вот рябиновые «плюмажи» пестрят всей осенней палитрой… И красные до багрового, немного похожие на сердце, листья боярышника, обрамляющие и дверной проём.