Неизбранные представители, незапятнанные официальными постами, идут по стопам Махатмы Ганди: действуя вне правительства, они отхватывают себе часть избирателей и завоевывают сторонников, которым, соответственно, внушают желание поступать иначе, стремиться быть лучше. В результате, играя роль публичных представителей, они часто вступают в спор с избранными властями. Также они привлекают к ответственности и представляемых: они требуют, чтобы те крепко держались своих убеждений, и/или побуждают их занять определенную позицию по тому или иному вопросу. Несмотря на то что у них нет мандата, получаемого на периодических голосованиях, неизбранные представители, несомненно, очень четко ощущают то, что они – на испытательном сроке, поскольку они прежде всего признают свою «договорную» зависимость от тех, кого они представляют. В действительности, их сторонники и почитатели – это и есть их создатели. Вот почему им не стоит слишком уж важничать: слава требует от них, чтобы они были одновременно отличны от своих поклонников и в достаточной мере подобны им, чтобы не казаться отстраненными или опасными. В этом смысле неизбранные представители не тождественны «олигархам», «демагогам» или демиургам-махинаторам, таким как Владислав Сурков, создатель стилистики «суверенной демократии» в современной России[74]. Власть неизбранных представителей над общественным мнением является гораздо более шаткой. Их славу можно считать демократическим вариантом аристократической чести. И приобрести ее нелегко. У нее есть своя цена: поскольку их репутация порядочных людей зависит от целостной картины в медиа, бывает так, что частные жизни и репутации неизбранных представителей быстро разрушаются, иногда просто с удивительной скоростью, когда представляемые ими ранее люди начинают отказывать им в поддержке. Старая максима, которую особенно часто повторял Гарри Трумэн, когда не занимал официального поста, и которая гласит, что деньги, жажда власти и секс – вот три вещи, которые могут уничтожить политических деятелей, в той же мере применима и к неизбранным лидерам. В противоположность знаменитостям, которые могут обратить в свою пользу негативные материалы в прессе, для неизбранных представителей скандалы фатальны, поскольку они уничтожают весь их публичный имидж. Им известно значение старой максимы: репутацию сложно создать и легко потерять.
Неизбранные представители дышат атмосферой коммуникационного изобилия, но это ни в коем случае не значит, что они «второго качества», что они «хуже» или являются «псевдопредставителями», если сравнивать с их коллегами, прошедшими формальные выборы. Эмерсон отметил, что благодаря печатному станку стало казаться, что некоторые великие люди избраны. «Если сэр Роберт Пил и мистер Вебстер голосуют за тысячи людей, то Локк и Руссо за них думают», – писал он[75]. В эпоху мультимедийной культуры неизбранные представители точно так же приобретают устойчивую публичную репутацию, получая возможность действовать на других, в том числе противников, средствами «мягкой» власти или власти «убеждения». К ним прислушиваются, ими восхищаются, часто им подражают и следуют; а поскольку они таким образом приобретают влияние, они могут, что часто и делают, бросить вызов формально избранным представителям, например, выступив против их утверждений или же поставив под вопрос их действия. Так каково же основание их славы, не связанной с выборами? Как им удается оказывать политическое влияние? Проще говоря, в чем источник их популярности и как им удается его использовать, чтобы выделиться на фоне избранных представителей, подчеркивая значимость их трудов или же, напротив, ставя их действия под вопрос?
