Демон государственности. Роман - страница 3

Человеческие жизни, как морской прибой, шумели и бились о городские камни, и Кеша не особенно вникал в людские судьбы, но по-своему переживал за обитателей дома. Домовой пробовал предупреждать их о грядущих радостях и невзгодах необычным гулом или свистом закипающих самоваров, пеньем дверных петель, а то и стягиванием одеял со спящих. Но образованные господа потеряли практически всякую чувствительность к знакам тонких миров, а кухарки по своему невежеству только суеверно охали и ничего не могли принять в толк, да делились деревенскими байками: «Коли домовой душит, то надобно спросить, к добру аль к худу – он должен ответить, а не ответит сам словами, так вместо ответа станет легко иль тяжело».

Постепенно новосёл освоился со столичной жизнью, и довольно регулярно посещал сборища окрестных домовых, происходившие большей частью в полнолуние на чердаке то у одного, то у другого из местной компании. Ближайшие кварталы активно застраивались и обновлялись. Когда достраивался Кешин дом, рядом с Таврическим садом возвели здание в вошедшем тогда в моду стиле, так называемом неорусском, нарочно для музея, посвящённого непобедимому полководцу Александру Суворову. Вскоре обитавшие в этой части города домовые облюбовали пространство в башне музея для своих тайных сходок. В отличие от обычных жилых домов, там по ночам не бывало ни единой человеческой души, а обстановка – куда изысканнее, чем на завешанных сохнущим бельём чердаках доходных домов. Духи предпочитают собираться в обособленных от повседневного человеческого быта пространствах. Мысли людей сущностям невысокого ранга непонятны, кроме обращённых непосредственно к ним, но создают сильнейшие помехи, поскольку общение у духов обычно происходит не с помощью звуков, а посредством мыслеформ. В сознании воспринимающего субъекта, в том числе, человека или животного, такая коммуникация могла бы выглядеть, как умозрительные образы и речь на том языке и уровне, на каком он думает; это не есть телепатия, а отчасти похоже на телетрансляцию. А то ещё, случается, человек улавливает какие-то отдалённые события или проникается особыми мыслями и настроениями; думает, сам до того дошёл, а на самом деле уловил сигналы из тонких измерений, и уж из светлых или тёмных – зависит от его душевного состояния. Доступна домовым и речь; однако такое тяжеловесное и условное средство человеческого общения применяется ими крайне редко, в исключительных случаях, когда требуется что-то сообщить людям.

Всего в квартале от Музея Суворова, напротив Таврического сада, около того же времени был построен жилой дом с башней, известной в артистических кругах северной столицы. В угловой верхней квартире под башней поселился поэт, предмет поклонения богоискателей разных мастей, «мистагог» русского символизма, непогрешимый судья поэтической эрудиции. На протяжении нескольких лет, до его отъезда за границу, в башне по средам собирались младосимволисты – литераторы, философы и художники. В их кругу модны были мистические учения, вроде теософии, антропософии, всякие оккультные явления, и нередко речь шла о духах и сущностях из тонких измерений, в том числе, упоминались домашние духи. Соседям-домовым изрядно льстило внимание высокоумных эстетов; и при всей природной простоватости духов очага им не в диковинку были рассуждения об искусстве, а то даже о таком противоречивом явлении мира людей, как политика. Простоватый Иннокентий хоть и слабовато разбирался в вопросах искусства и философии, тем паче политики, однако, благодаря достопримечательному соседству, достаточно, чтобы из запечного деревенского домового превратиться в завсегдатая искушённой столичной компании, в которой, притом, обретались замечательные представители домового сословия, достойные отдельной повести.