Что до руин? Их мы увидели почти сразу. Болото было усеяно строениями: арки, колонны, обломки куполов, поросшие мхом. Всё это выглядело не как развалины – как след от чего-то незавершённого.
Материал был странный – глубокий, почти чернильный, будто вырезан из чёрного сланца.
«Что они здесь делают?.. Что ещё скрывают эти болота?..» – сердце сжималось при виде зловещих статуй, будто наблюдающих за нами с высоты. Каменные глаза не моргали.
Мы устроились на ночлег у кострища. Плащ не спасал от сырости, в лицо били редкие капли тумана. Над головой плыли тени, будто деревья переговаривались. Люпин лежал рядом, свернувшись, дрожал. Вдруг он резко сел, напряжённо вглядываясь в темноту.
– Серн… – прошептал он.
– Что? – я не сразу понял, спал он или бодрствовал.
– Ты… ты слышал?
Он вытянул руку, будто хотел коснуться воздуха.
– Там… кто-то кричал. Женщина. Или ребёнок. Я точно слышал.
Я сел, всматриваясь в вязкую темень.
– Тебе показалось. Опять эти звуки…
– Нет. Нет. Это было… как будто из самого болота.
Он замолчал на мгновение. Я не выдержал тишины:
– Хватит, Люпин. Ты не спишь. Устал. У тебя всё в голове путается.
– Пусть путается! Но я не глухой, Серн! Кто-то звал. Если мы ничего не сделаем – завтра не досчитаемся кого-то из нас. Ты думаешь, я спятил?
Я вздохнул, устало прикрыл глаза. Мне не хотелось спорить. Но и верить – тоже. Болото полнилось легендами, и не все они были выдумкой. Люпин же продолжал:
– Может, крик был не настоящий. А может – последний, кто сумел. Они там… и если мы ничего не сделаем…
– Если поднимешь шум – поднимут тебя. И больше ты ничего не услышишь, понял?
Он сжался, отвернулся, но не лёг. Так мы и сидели, слушая, как шепчет трясина.
Солнце не пробивалось сквозь листву, лёгкий туман окутывал всё плотным, вязким молоком. Надзиратели стали нервными и резкими, как всполошённые шершни. Всех подняли на ноги раньше обычного и погнали вперёд – быстрее, жёстче. Чувствовалось: что-то случилось.
Когда мы шли утром, я заметил, как кучер и один из надзирателей перешёптывались. Их голоса были приглушены, но в этой тишине слышалось многое.
– Видел, что там было? – буркнул кучер, подёргивая вожжи. – Ни звука, ни следа. Только грязь перемешана, как после гусеницы.
– Ты про то место, где Люрка спал? – отозвался надзиратель, не поднимая головы.– Ага. Только вот Люрки нет. И второго тоже нет.
– Болото взяло. Или что-то из него. Тут вся земля как живая. Под нами шевелится.
– Слушай, не люблю я всё это. Местные ещё говорили – будто ночью что-то ходит, где свет не берёт. Слухи, да. Но… люди не просыпаются просто так с белыми волосами, понял?
Надзиратель плюнул в сторону.
– Хватит заливать, Курам. Не хватало ещё, чтобы ты от паники телегу засрал. И другие подхватили. А нас и так по головам пересчитывают.
– Ага. Пока есть, что пересчитывать, – мрачно буркнул кучер.
– Говори по делу. Что делать?
Кучер помолчал, вглядываясь в серую кромку леса.
– Доберёмся до лагеря – и пусть их черт разберёт. Это болото никому не надо, кроме тех, кто уже потерян.
Это оказался наш последний привал. После него путь пошёл тише, но гнетущей тишиной. Люпин становился всё беспокойнее, и я начал за него переживать.
– Серн, – позвал он меня чуть позже, когда колонна замедлилась.
– М?
– Я же говорил.
– И?.. – вздохнул я. – Мы бы всё равно ничего не сделали.
Хотел сказать это спокойно, но сам чувствовал: говорю впустую. Мысль о доме обжигала сильнее солнца.
