Витория оценила уровень своего раздражения, еще раз спросила, какого она всем этим занимается, напомнила себе, что ее отец всегда был справедлив и просто так не поставил бы такое правило, а потом нанесла первый удар – зло, раздраженно, словно демон вообще был виноват в отцовской старости и, как следствие, в смерти.
Раб не вздрогнул и даже звука не издал, только голову все же склонил. Кровавая полоса от удара тянулась от правого плеча до левой ягодицы. Заинтересованная проблеском темно-красной крови, блестящей на ярком солнце, Витория подошла ближе и провела пальцем по краю раны, почему-то побелевшему.
Кожа у демона оказалась удивительно нежной, что явно доказывало хорошие условия обитания для его милой шкурки. У глупых рабов, часто поротых, спины обычно похожи на древесную кору, а не на кожу младенца. Хотя, по мнению профессионалов, это не рабы, а хозяева глупы, мол, не могут дать четкий приказ. Думая об этом, Витория решила, что глупа в данной ситуации она, но, вспоминая спор одного из таких рабовладельцев с отцом, ответила себе на его манер: «Не моя проблема, – а потом еще и добавила: – Приказ я отдала четкий, а что о старых не знала – не моя вина. Нечего быть таким особенным».
С этой мыслью она вновь нанесла удар. Вроде даже замахиваться по-настоящему не стала, а удар вышел сильнее прежнего. Раб прогнулся, едва слышно зашипел, но устоял. На спине остался глубокий след, что лег почти параллельно предыдущему.
Витория задумчиво осмотрела плеть. Соотношение силы, что она прикладывала, явно не совпадало с последствиями, потому она вновь подошла, осмотрела оба следа, еще и на ошейник взглянула, убедилась, что обратный счет уже пошел, а значит она все делает правильно. Вот только убивать демона не хотелось, хоть и злил он знатно. Ее гневу этих двух ударов более чем хватило, чтобы простить рабу все, в чем он даже не был виновен, но артефакту до ее прощения не было никакого дела.
Пройдя по комнате, она с волнением нанесла третий удар, старалась чтобы он был легким, а он вышел как первый и оставил кровавую полосу поперек двух предыдущих, но его раб принял спокойно, только дыхание затаил. Зато Витория бесилась от всей души. Как работает плеть, она не понимала, разве что видела, что та зависит как-то от нее, при этом не было никакой связи с силой замаха и уровнем ее гнева. Причин злиться на себя у нее стало куда больше, чем делать хоть что-то еще. Во-первых, она поступила, как полная дура: не разузнав ничего, заставила раба говорить. Заставила ведь. Не мог он ей отказать, своей госпоже, особенно впервые ее видя. Во-вторых, повела себя, как ребенок, получивший игрушку. Если бы здесь был ее отец, скорее всего он поставил бы ее рядом с рабом, потому что всегда говорил, что минимум половину наказания хозяин раба может выдать себе.
Думая и злясь, она нанесла еще два удара, таких же кровавых, вгоняющих ее в полное отчаяние. Если так дальше пойдет, она его забьет насмерть, и все – пропал личный отцовский раб, видимо очень хороший, раз ему не доставалось. Как тут на себя не злиться?
Осознав, что у нее есть сутки, она решила остановиться, перерыть отцовские бумаги и найти записи о том, как это работает. Педантичность отца не вызывала сомнений, а значит записи подробные и обстоятельные должны были быть.
– Так, я сейчас уйду, – сказала она, догадываясь, где искать бумаги, – а ты тихо посидишь тут и подождешь меня.
