С ней могло произойти все что угодно! Ее могли убить, а теперь скрывают преступление завесой холодных слов: «занята», «не может подойти к телефону». Он поехал к ее дому с твердым намерением дождаться Аду возле стойки консьержа.
У Марка перехватило дыхание, так он был рад ее видеть. Он зачем-то вырядился в костюм и теперь не был уверен насчет галстука: не топорщится ли узел, не перекосился? Он приглаживал галстук обеими руками, пытаясь расположить его по центру, и все время сомневался, хорошо ли поправил, совсем забыв, что центр на рубашке обозначен рядом пуговиц, и найти его совсем не сложно.
– Не любите галстуки? – спросила Ада, наблюдая за его судорожными движениями.
– Сдавливает горло. Но ношу, куда деваться?
– А вы снимите, не мучайтесь, – посоветовала она.
И Марк удивился, как сам-то не догадался нарушить дурацкий дресс-код.
Он выкрутил голову из шелковой петли, радостно хватанул воздух свободы. К счастью, ее духи выветрились к вечеру, сейчас от Ады исходил лишь тонкий запах померкшей розы, а под ним стелился дух гвоздичного масла.
– Вы не отвечали на звонки.
В ответ она лишь пожала плечами.
«Значит, не хотела со мной говорить, – подумал Марк.
На лбу выступила испарина, внезапно он почувствовал себя маленьким, ничтожным, хотя, по идее, так должна была чувствовать себя она, ведь у Марка были деньги, положение в обществе и вещи, которые придавали ему вес. А у нее? Наемная работа с чужими драгоценностями.
– Вы дрожите, – заметила она и забеспокоилась: – Вас знобит? Простудились? Под кондиционерами легко простудиться. Пойдемте. – И она взяла его за руку.
Бесовский кавардак был убран, но Марку жилище Ады вдруг показалось неуютным, и он не захотел оставаться один в гостиной, пошел за ней на кухню.
– Подогрею вам вина. – Ада достала початую бутылку красного из холодильника. – Вы, наверное, считаете дикостью ставить вино в холодильник?
– Никогда сам так не делаю. Но дикостью не считаю, – тихим, усталым голосом отвечал Марк и все думал: «Почему мы никак не перейдем на „ты“?»
Он всегда был не слишком напорист с женщинами, собственно, ему и не приходилось их добиваться, девушки сами назначали ему свидания, звонили, подстраивали случайные встречи.
– Ада… – Он и сам не понимал, отчего ему так трудно что-то ей сказать. Может, потому, что еще ни одна девушка не нравилась ему так сильно с первого взгляда? – Завтра я улетаю. Но вернусь через два месяца – забрать Кинкейда. Не откажетесь тогда со мной поужинать? – И под ее прямым, чуточку насмешливым взглядом он совсем некстати добавил: – Если будете свободны, конечно. – Но тут же недовольно дернул ртом, соображая, что сам же подсказал ей путь к отступлению.
– Вы назначаете мне свидание через два месяца? Вы, должно быть, очень уверены в себе.
Она улыбалась. Марку виделась в этой улыбке насмешка. Он готов был встать и уйти, но усталость навалилась на плечи. Он вдруг почувствовал, в каком напряжении находился последние недели: сначала из-за выставки, потом из-за Ады.
Ада поставила перед Марком бокал вина. Он не был уверен в себе, хотя знал, что должен бы, по идее. Без уверенности не достигают высот ни в бизнесе, ни в отношениях. Что только его мать не делала, чтобы воспитать в сыне проклятую уверенность! А ему так тяжело давалась эта наука. Он постоянно колебался, взвешивал, подсчитывал факты и аргументы, ему казалось, что легче принять решение, если подбросить монетку. Но и тут возникал сбой: что же выбрать, орла или решку? Если орла, то не слишком ли он самонадеян? А если решку, не предвещает ли это беду?
