– Ну, это дело хорошее, – крупное лицо мастера улыбнулось, но взор так и не смягчился.
Все обиды поверхностны. И в данном случае не важны. По сравнению с тем, что клокочет во взгляде Удухта, любая гневная требовательность оборачивается доброй заботой о чьём-то совершенстве. Вот потому мастер не обижается. Попробуй вознегодуй на человека, которому тобой же заранее предначертано перестать существовать!
– Я… хотел бы спросить, чему обязан задержанием, – робко выказал Акарч своё требовательное недовольство.
– Демонам, – ответил Удухт односложно. Но ответил.
– Каким «демонам»?
– Тем, которые в вас вселились.
– Признаться, не замечал, – Акарч осторожно намекнул Удухту на его несомненную ошибку, – а что заметили вы?
– Я заметил, что на представлении вы пели и говорили в рифму. Есть целый класс демонов, который делает то же самое. Их так и зовут: «Демоны, говорящие в рифму». Эти демоны – закоренелые мятежники, а рифма – их опознавательный знак.
– Но помилуйте! – вскричал Акарч. – Я ведь менестрель! Всякий из нас неизбежно – время от времени – рифмует слова, которые собирается петь. Это не говорит о присутствии демонов.
– Но вы не будете отрицать, что на представлении вас посещало вдохновение?
– Пожалуй, – проблеял Акарч, уже догадываясь, к чему палач клонит.
– Так вот, это состояние – верный признак демонического вмешательства.
Значит, из меня будут изгонять демона, понял артист не без уныния. А ведь как трудно сыскать невидимого демона в теле мертвеца. Особенно, если его там нет! Что, коли не найдут – будут искать до бесконечности?
– Да вы не беспокойтесь! К вам лично никаких претензий нет. Все наши вопросы адресованы демону-поработителю. Это к нему мы будем приближаться доступными нам средствами, – мастер широким жестом руки обвёл весь интерьер пыточной, где, как Акарч уже заметил, находилось две дыбы – большая и поменьше, жаровня со щипцами, а также целые груды ножей, пилок, топориков, инструментов неведомого пыточного назначения.
Кстати, многие орудия присутствовали в двух вариантах: крупном и поменьше. Вероятно, более мелкий размер – это для удобства общения с отшибинскими карликами. Трогательная забота!
– Прошу пройти за черту, – пригласил Удухт, указывая под ноги.
На полу жуткого помещения менестрель приметил прочерченную мелом линию. Он пожал плечами и повиновался.
Палач тут же кивнул Дабу. Мол, твоя очередь нечто сказать.
– С этого момента, – произнёс подмастерье, – мастер Удухт оставит вежливый штиль, на котором до сих пор общался с вами, чтобы перейти на грубый язык приказов. Демоны его понимают лучше.
Судя по скуке в голосе, Даб озвучивал готовый ритуальный текст, не только тщательно заученный наизусть, но и многократно повторенный.
Ну вот, пришла тоскливая мысль, отныне придётся сносить всякие грубости, адресованные демонам. И добро бы только словесные…
– Ко мне! – приказал Удухт, явно применяя тот самый язык, более понятный демонам. Так сразу?
Менестрель ещё пребывал в невесёлых думах, а палач и подмастерье – глядь – уже подготовили всё необходимое к занятию практическим экзорцизмом. И приступили – без долгих преамбул.
– Раздеться по пояс! – потребовал палач.
Акарч безропотно расстегнул плащ, развязал шнурок на блузе, хотел уже её стянуть, но замялся.
– Что такое? – строго спросил Удухт.
– Там в кармане – призрачная шкатулка с моей тенью, – смущаясь, пролепетал менестрель. О кошеле от казначея – предусмотрительно промолчал.
