Дом стоял на холме и был хорошо виден с улицы. Как только Гримхарро и Сентиви вышли наружу, неподалёку послышался радостный оклик:
– Светоносец взошёл на небо уже пять часов назад, Грим! Чем вы там занимаетесь, в тенях своего жилища?
Это был Дахорас, молодой парень с круглым лицом, недавно заменивший своего отца в качестве лучшего кузнеца в городе. Его кузница под хлипким навесом была прямо напротив дома Гримхарро, так что кузнец мог следить за его перемещениями, не прилагая никаких усилий, – и вечно шутил об этом. Гримхарро махнул ему рукой, улыбнулся и воскликнул в ответ:
– Не тебе переживать о наших тенях, Дахорас! Выковал мне оружие или сам только выполз из дома?
– Выковал-выковал! Подходи, погляди.
Сентиви слегка наклонилась к возлюбленному, привстала на носочки и с милой улыбкой сказала:
– Но сначала меня проводи!
Гримхарро усмехнулся и указал пальцами на них обоих:
– Вы что, сочиняете песню?
Все они посмеялись, кузнец остался у себя под навесом, а молодая пара продолжила идти по тропе от дома. Между Гримхарро и Сентиви была приличная разница в росте и телосложении, но они никогда об этом не беспокоились: он считал себя её защитником, а она заботилась о нём и в каком-то смысле даже воспитывала. Каждый день он неизменно провожал её до Зелёного Дома – так ниррен называли лазарет Шартендайна, где Сентиви работала и училась лекарскому делу, – а затем отправлялся по своим делам: на лесопилку за городом, либо на арену, чтобы около её стен тренироваться.
Когда Зелёный Дом был уже в нескольких шагах, Гримхарро остановился, взял девушку за руку, повернул к себе и крепко поцеловал. Из широких входных дверей вышла старуха с окровавленными руками, увидела молодую пару и недовольно запричитала:
– О-о, конечно, я по локоть в крови, а она высасывает соки из своего зуболома!
Гримхарро отстранился и возмущённо махнул рукой, глянув на женщину:
– И чем я заслужил подобное оскорбление?!
Женщина вытянула вперёд окровавленные ладони и продолжила:
– Вот это видишь? Это кровь вчерашнего твоего соперника, Гримхарро! Мог бы оставить его в покое, но надо же было живот непременно вспороть, да зубы ему повышибать! Даже если выживет, останется уродом теперь!
Гримхарро возмутился ещё больше:
– Так ведь он сам сдаваться не захотел! И всем ясно было сказано, что за звание нового тору бьются насмерть! Так что он ещё легко отделался, предыдущих моих врагов уже закопали под горой! Займись своей работой, а словоблудие оставь для тех, кому есть дело. Я пошёл, – закончив этот разговор, он повернулся к Сентиви, кивнул ей и продолжил говорить уже намного тише. – Пусть боги тебе благоволят, любовь моя, а вечером поспеши на арену! Если эта немощная будет докучать тебе, я подожгу ей хату.
Сентиви рассмеялась, подошла ближе и провела рукой по груди Гримхарро:
– Не надо ничего поджигать, молю тебя. Я разберусь, а тебе желаю быстрой и лёгкой победы! И не забудь подкрепиться днём, ты вечно увлекаешься тренировками.
– Не забуду!
Они разошлись, и теперь Гримхарро направился к кузнецу. Прежде он сражался топором, но уже несколько месяцев размышлял о новом оружии, с помощью которого хотел восславить Близнецов: двух богов, которых чтили, как одного – бога войны. Этим оружием должны были стать два стальных клевца с литыми рукоятями, один имел бы лезвие, чуть приближающее его к серпу, а второй должен был обладать стальными зубьями, чтобы разрывать вражескую плоть. Это в корне отличало их от клевцов, которые использовали ганны для пробития доспехов, но Гримхарро всё же считал, что его оружие будет относиться к тому же классу.
