День одиннадцатый - страница 27

Целую Вашу руку,

Чарли

Но это было единственное письмо, которое Чарлиз написала и отправила до Таундера за все свое пребывание во дворце.

Со временем жизнь расставила все на свои места. Она доказала Чарли, что та цель, с которой девушка направлялась в столицу, настолько расплывчата и неопределенна, что так и осталась невыполненной целью. Чарли не смогла даже на шаг приблизиться к принцу. Но, если письмо, изменившее жизнь Чарлиз, было от его имени и подписано его рукой, выходит, именно он нуждался в помощи. Впрочем, выяснить это у него казалось невозможным…

«Как мне выкроить время, чтобы, помимо служению Виктории, найти возможность приблизиться к нему?» – Чарли остро занимал этот вопрос, и она полностью ему отдалась, вскоре обнаружив, что кроме него и своих обязанностей перед графиней ее более ничто не занимает. Впрочем, именно тогда, когда она кропотливо углубилась в решение вопросов чужих судеб, как ни странно, она потеряла интерес к собственной, лишая ее событий, радостей, даже огорчений. В общении с придворным светом она того не находила, в отличие от большинства. Петронелла с Габриэллой, Белла и Памела, напротив, находили забавы, флирт, тайные свидания в надежде устроить свою судьбу, тогда как Чарли подобная жизнь казалась невыносимой. «Зачем я приехала сюда? Графиня Виктория живет в благоденствии. Это здоровая, интересующаяся, цветущая молодая женщина без недостатка роскоши, яств, развлечений и мужского внимания. Правда, о принце я не могу сказать того же…»

Чарлиз практически не видела его. Даже если он и бывал в свете, то только когда его присутствие было необходимо, оставаясь нелюдимым, хотя, бесспорно, всегда галантным и вежливым. Словно сбегая от двора, он отсиживался подолгу где-то в укромных уголках дворца либо часто отлучался в какой-нибудь из городов королевства. Словом, как во время послеобеденного отдыха или прогулок по парку, так и на вечерних мероприятиях Чарли его не встречала, а по прошествии двухмесячного пребывания во дворце, она окончательно потеряла его из виду. Говорили, что его высочество отбыл в соседнюю страну по каким-то своим, совсем не интересным Чарлиз, темным для нее политическим делам, и когда должен был вернуться, в кругах Виктории не ведали.

Как будто нарочно он избегал общества графини, а Чарли находилась именно в нем!

«Он поддается собственной слабости…» – часто в мыслях сетовала Чарли, тут же их пресекая. «Ах, что же я говорю, – размышляла она, вспоминая слова отрока. – Я не должна думать о нем дурно, но, боюсь, это так. Он сам препятствует своему счастью и не видит этого. Разве это возможно?! Как мне это изменить?»

Виктория, напротив, казалось, совсем не грустила по этому поводу. Безусловно, ей было неприятно осознавать, что ее «золотые» годы проходят в «подвешенном» состоянии, без уверенности в браке, но грустно – ни на мгновение. Она знала, что куда бы принц от нее ни уезжал, далеко он не уедет, ведь она уже жила в его доме, чувствуя себя здесь, как и ее мать когда-то, полноправной хозяйкой, напропалую кокетничая с менее царственными особами мужского пола, но не менее для нее привлекательными. Не страшась осуждений двора, пользуясь своей недолгой, как все придворные были уверены, свободой, она дарила ее своим обожателям. А обожателями Виктории считались все мужчины. Каждый старался завладеть либо ее взглядом, либо рукой для поцелуя, либо состоянием и связями в случае провала брака с будущим королем.