– Совсем одичал за три года… Ладно, пора отдыхать. Иди в ванную, я пока постель тебе организую.
Она раскладывает диван в зале, стелет белье. Из ванной комнаты с еще влажными волосами возвращается Виктор.
– Под простынью не замерзнешь? Или дать одеяло? Раздевайся, ложись, теперь я пойду мыться.
Она уходит. Виктор раздевается, аккуратно вешает на стул рубашку, майку, брюки, носки. Ложится. Из ванной комнаты доносится шум душа. Через несколько минут появляется Татьяна. Волосы распущены, халат едва застегнут. Подходит к дивану:
– Нормально устроился?
– Да, все в порядке, спасибо, – благодарит гость.
– Тогда спокойной ночи!
Она наклоняется над диваном, целует его в щеку, затем, страстно, в губы. Шепчет:
– Дурачок ты мой, я ведь люблю тебя! Три года уже люблю. С того дня, как увидала тебя на похоронах, помнишь, твою Лиду и мою бабушку хоронили одновременно, тогда я и увидала тебя первый раз. Четырнадцатилетней пацанкой была, а втюрилась – и поделать ничего не могла. Родителей каждое воскресенье таскала на кладбище, лишь бы тебя видеть… А сегодня, – она тряхнула головой, – сегодня мой праздник. Я хочу стать твоей. Прямо сейчас.
Татьяна сама скидывает халат. Под ним совершенно обнаженное девичье тело. Ныряет в постель к Виктору. Обнимает его, целует. Он поначалу неподвижен. Татьяна ложится на него сверху, гладит его всего, шепчет:
– Отвык… Ты же мужик… И тебе нужна баба. Молодая, красивая, теплая… Неужели ты все три года без женщин? Не бойся, я все для себя решила. Господи, чурбан ты бесчувственный, мне что, в конце концов, самой себе все это делать?!
Наконец Виктор решается, переворачивает Татьяну под себя. Начинается секс – стоны, объятия, поцелуи.
Он проснулся от звука песни. Где-то на кухне пела Татьяна:
Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля,
Просыпается с рассветом
Вся советская страна…
Виктор всегда поражался, насколько чувствительны женщины. Вот и в этот раз, не успел он открыть глаза, как Татьяна уже заглянула в зал.
– Вот еще один гражданин страны советов проснулся! Доброе утро!
– Доброе утро! – произнес он несколько оторопело: на ней из одежды были только белые трусики и до безрассудства короткая майка того же цвета, едва закрывавшая грудь.
– Ну, что ты так на меня смотришь? Во-первых, жарко. Во-вторых, что мне теперь тебя стесняться? Но в третьих, если мой повелитель прикажет, его раба может надеть халат до пят и до горлышка. Прикажешь?
– Нет, не прикажу: я вчера не успел тебя разглядеть, – объясняет Виктор.
– Ценю за откровенность. Виктор, тебе можно задать интимный вопрос? – Татьяна присела на краешек дивана.
– Безусловно. – он полуприсел, опершись на подушки.
– Как тебя Лида ласково называла – Витенька, Витюша, Витечка, Витек?
– Не поверишь: Викасольчик или Вика, – смеется Градов.
– А почему? – Татьяна в недоумении.
– Викасол – такое лекарство, повышает свертываемость крови, оно применяется как кровеостанавливающее средство при обильных кровотечениях, например, при ранениях, или, если приземленно, при геморроидальных кровотечениях, – объясняет Виктор.
– А ты какое отношение имеешь к этому лекарству? – допытывается Таня.
– Немного созвучно: Витя-Вика. А Лида говорила, что у нее от моих прикосновений порой кровь в жилах останавливается. Вот так я стал для нее Викасолом, Викасольчиком, Викой, подытожил рассказ о своем прозвище Градов.
– Тебе будет неприятно, если я стану называть тебя также? – чуть помолчав, спросила Таня.
