– Играть будешь? – спросил грешник.
– Во что играете?
– В дурака.
– В дурака? – удивился Сурков.
– А что? Умником себя считаешь?
Сурков попытался проглотить сухарик, но тот почему-то не хотел проглатываться, а напоминал жвачку. Решив, что с сухариком он разберется позже, Сурков ответил:
– Да нет.
– Так да или нет?
– Нет, я же говорю.
– Ты не сказал «нет», – настаивал грешник.
– Че пристал? – спросил тот, что предложил сухарик.
– А че он в попу лезет? Да… Нет…
– Ударьте его по лицу, Федор Абрамович, – предложил один из чертей.
Грешник, которого назвали Федор Абрамович, не долго думая воспользовался советом и залепил оплеуху по левой скуле Суркова. Сухарик тут же пролетел внутрь, а Сурков увидел свои ноги, взметнувшиеся вверх. Ощущения боли в Аду были такими же яркими, как и при жизни. В них было что-то металлическое, резиновое, ненастоящее, вроде как от сливочного масла попахивало бензином, но то, что это было масло, сомневаться не приходилось. Сурков больно ударился, кувыркаясь по камням.
Два черта и два грешника залились смехом. Суркову захотелось подскочить, прыгнуть на обидчика и разорвать его в клочья, но неожиданно для себя он ощутил ужасную усталость. Он лежал на камнях, приятный холодок давал ощущение покоя, которое может ощутить путник, взявший непосильную ношу и случайно присевший отдохнуть. Он начинает понимать, как он устал, сколько прошел и как же далеко до конца. От этого знания становится невыносимо тяжело.
Сурков подумал, что досчитает до десяти, поднимется и набьет морду обидчику, но когда досчитал до восьми, уже знал, что будет считать дальше. После двух с половиной тысяч он перестал. Через полчаса ярость прошла, и драться уже не хотелось. Вскоре грешники окончательно продулись и залезли под лавку кричать «гав-гав». Федор Абрамович проиграл двенадцать миллионов «гав», грешник, угостивший Суркова, – чуть меньше. Они добросовестно изображали собак под смех чертей, пока у них не сели голоса, после чего черти пошли отдыхать, а грешники, полаяв для приличия несколько минут, вылезли из-под стола.
Федор Абрамович ушел сразу, а грешник с сухариками подошел к Суркову и протянул обожженную пятерню.
– Сухарик проглотил? – спросил он.
Сурков кивнул в знак согласия.
– Надо было сразу тебя предупредить.
– О чем?
– Утроба – отхожее место души.
– Да? – не поверил Сурков.
– А ты не чувствуешь? Теперь будешь таскать за собой, а для грешника это нелегко.
– И что же мне делать?
Грешник пожал плечами:
– Скажи своему черту, он тебя в медпункт отправит.
– А там? – зачем-то спросил Сурков.
– Там сделают рентген и вырежут.
– Без наркоза? – предположил Сурков.
– Послушай, парень, я вижу, ты здесь недавно. Запомни несколько вещей, которые тебе пригодятся: здесь Ад, и все, что происходит, делается не для твоего удовольствия. Если здесь вырезают совесть, то делается это самым тупым скальпелем, без наркоза, да еще и зеркало поднесут, чтобы ты все видел.
– Мне показалось, что черти к вам неплохо относятся.
– Показалось. Черти здесь, чтобы нас наказывать. Черти – это отборные, обгоревшие грешники. Они не подвергаются наказанию, потому что готовы служить Сатане.
– Зачем же вы с ними играете?
– Мало того, что играем, еще и всегда проигрываем. Черт в Аду – и бог, и царь, и генеральный секретарь, запомни.
– Но ведь чертями не все становятся.
– Не все, – согласился собеседник. – Только самые отборные мерзавцы.
