– Я сделала большую ошибку, теперь я это ясно вижу. Меня глубоко огорчает, что последствия этой ошибки пали на вас. Я не совсем эгоистка и охотно пожертвовала бы жизнью, чтобы избавить вас от незаслуженного страдания. Но довольно слов. Вы никогда не простите мне моего безумия, и я никогда не забуду своего стыда. Воспоминание о нем и теперь заставляет меня краснеть. Я хотела бы доказать вам, Стенхоп, что я теперь понимаю в настоящем свете наши отношения. Я прошу у вас дружбы, я прошу только позволения принять участие в вашей судьбе. На это, несмотря на мою молодость, дает мне право наше родство. Мое сочувствие вашему горю научит меня…
Он увидел на глазах ее слезы и смягчился.
– Как вы добры! – горячо воскликнул он.
Она покачала головой.
– О нет, до сих пор я жила суетной, светской жизнью, но я хотела бы быть доброй. Если вы доверчиво отнесетесь ко мне, это будет мне лучшей помощью. Скажите, я знаю эту девушку?
Голос ее звучал мягко, но он испуганно отшатнулся.
– О ком вы говорите?
– О девушке, которую вы любите.
Он взглянул на нее удивленно, почти гневно, но она, зайдя так далеко, решила уже не отступать.
– Вы любите, иначе ваше горе не было бы так сильно, так безмерно. Не любопытство заставляет меня спрашивать вас об этом, а желание дать вам высказаться и тем облегчить сердце, снять с него невыносимую тяжесть. Если у вас есть кто-нибудь другой, перед кем вам легче высказаться, тогда… – Ее страдальческая улыбка заставила сжаться его сердце.
Большими шагами ходил он взад и вперед по комнате и наконец остановился перед ней.
– Я люблю всем сердцем одну молодую девушку, – сказал он, по-видимому, спокойно. – Я любил ее еще до моего путешествия в Европу.
Она поняла, что он хотел этим сказать, и густая краска залила ее щеки и лоб. Тогда они еще не были знакомы.
– Вы никогда не говорили об этом, – прошептала она.
– Нет, о мечте не говорят.
– Так это была только мечта?
– Мечта могла бы сделаться действительностью, если бы не стояло на пути вот это.
Он указал на письмо своего отца.
– Расскажите мне все…
Он подвел ее к дивану, но сам не сел. Возможно ли? Он будет говорить о ней и с этой женщиной? Он не понимал себя и вместе с тем, глядя в серьезные, внушающие доверие глаза молодой вдовы, находил вполне естественным то, что он исполняет ее просьбу.
– Я встретился с нею год назад за городом. Вы ее не знаете, ее не зовут Натали Уэлвертон.
– Она молода и хороша?
– Еще очень молода. Белокурая, нежная, как снежинка…
– Только не такая холодная, – отозвалась Флора, бросив взгляд на красивого темноволосого молодого человека, так мало ценившего ее красоту.
– Она влекла меня к себе своей женственной прелестью, но совершенно бессознательно, – продолжал Стенхоп после некоторой паузы, – потому что она еще дитя. И все же с первого взгляда она покорила мое сердце.
– Счастливое дитя, – вздохнула про себя Флора.
– Это было во время моего пребывания в Байридже, где я посвятил в тишине несколько недель научным занятиям. Я увидел ее на тропинке под большим деревом, на руке у нее была ручная птичка, черные перья которой представляли удивительный контраст с ее светлой фигурой в простом белом платье. Вскоре я ничего больше не видел, кроме ее милого лица с трогательным выражением, неизгладимо запечатлевшимся в моей памяти. Она была бы путеводной звездой моей жизни, я предложил бы ей руку и сердце, но…
Стенхоп говорил с возрастающим волнением и вдруг остановился.
