Двух встреч с Падзеевым оказалось вполне достаточно, чтобы увидеть в нем человека с ясным рассудком. На сумасшедшего он никак не походил. И уж тем более на мошенника: по крайней мере, слишком экзотичные у него были схемы облапошивания людей.
Еще прочнее, чем слова Платона Альбертовича, в ее памяти застрял вездесущий единорог. Вместо собственного отражения в двери с надписью «не прислоняться» она увидела призрачный силуэт коня. Он будто бежал наперегонки с поездом, рассекая потоки воздуха острым рогом. Одно мгновение – и единорог, подпрыгнув, замер на гранитной глади, блеснув золотой гривой.
Она уже знала, что выйдет на следующей станции -«Невский проспект». А оттуда, ругая себя, дойдет до Казанского моста, остановится над каналом и будет ждать, когда внизу проплывет первый теплоход. Всё, как сказал на прощание Падзеев, пообещав ей некую встречу с детством.
Поскольку не было четких указаний, с какой стороны моста ждать чуда, Анфиса направилась к ближайшей к выходу из метро.
Это был один из самых любимых петербургских пейзажей: ее и фотографов, штампующих открытки для туристов. Прямо – с деланной скромностью выглядывал Спас на Крови, слева – блистал роскошью дом Зингера. Даже если загадочная встреча с детством не случится, по крайней мере, можно вновь полюбоваться на растиражированные красоты северной столицы.
Анфиса простояла на мосту несколько минут в ожидании теплохода. Но увидела только разнокалиберные судна, отправляющиеся в противоположную от нее сторону. Когда ей махнул кормой уже третий прогулочный кораблик, она шлепнула себя по лбу и рассмеялась. Здесь можно было простоять до скончания века, но так и не дождаться Падзеевского знака. Анфиса вспомнила, что находится на самом низком петербургском мосту, под которым запрещено проходить каким бы то ни было плавсредствам.
Она чувствовала себя обманутой, но в то же время испытывала большое облегчение. Все мысли о превратностях судьбы растворились шипучкой в стакане воды.
«Вот тебе и встреча с детством. Накололи, как наивную девочку».
Анфиса взглянула напоследок на свое отражение в воде и уже собиралась уходить, когда рядом услышала детские возгласы.
– Папа, папа, как его развернуть? Он уходит!
Мальчишка лет семи бегал вдоль ограждения, вертя в руках коробочку с антенной. Его отец чуть поодаль пытался совладать с соусом в шаверме и одновременно удержать между плечом и ухом свой мобильник.
– Я же говорил не запускать его здесь! – крикнул, наконец, мужчина, подбежав к сыну. Они оба перегнулись через чугунные перила, глядя куда-то в длинный тоннель под мостом.
Прямо под Анфисой, неуклюже покачиваясь, плыл белый игрушечный теплоход. Волны Грибоедовского канала были для него девятым валом. Кораблик медленно, но верно приближался к черной дыре под Казанским мостом. Еще секунда – и суденышко скрылось под сводом арки. Радиоволна, связывающая его с пультом, оборвалась за толщей бетона.
В эту секунду кто-то тронул Анфису за плечо.
– Это не ваше?
– Что?
– Не вы пакет обронили? – Девушка в панаме подняла с тротуара какой-то сверток и протянула ей.
– Да-да, это, наверное, мое… Спасибо, – пролепетала почему-то Анфиса, шурша полиэтиленом.
В пакете, под плюшевым бегемотиком, лежал DVD-диск и тонкая книжка. Анфиса не верила своим глазам: на обложке диска были изображены знакомые ей с детства лохматая мультяшная обезьянка и девочка с хвостиками, а на книжке – был нарисован уставший зайчик с неподъемным мешком за плечом. Сборник мультфильмов «Про Веру и Анфису» и сказка «Мешок яблок». Ее любимые истории, которые сотни раз рассказывал ей на ночь отец, все время перевирая сюжеты. А потом купил пластинку с этими рассказами, чтобы она не расставалась с ними даже в его отсутствие.
