– Лес-то… В лесу хорошо. Птички летают, зайчики бегают. Это летом. Сейчас там, конечно, не так.
– А… волки в лесу есть? – со страхом задаю очередной вопрос.
– Волки-то… Нету их там, – уверенно отвечает тётка Наташа. – В лесу волкам есть нечего.
– А как по лесу на лошади ехать? Деревья ведь, -продолжаю пытать соседку.
Ленка тихонько хихикает, слушая наш разговор, удивляется моей непонятливости, будто сама была в лесу и знает, как по нему передвигаться.
Оказывается, вдоль и поперёк, как вздумается, по лесу не ездят. Лишь по просекам да вырубкам. Приезжаешь на кордон, где уже заготовлены распиленные брёвна, чурки, оболонки. Лесник отпустит сколько положено по наряду. Грузи свой пай и поезжай домой.
Отлегло у меня. Сижу молча на сундуке ещё какое-то время. Где-то в углу пиликнул чулюкан*.* Санька с Ленкой задрались на печке из-за тёплого кирпича. Тётка Наташа вступилась:
– Ты большой уже, Саня. А она девочка…
Я же не перестаю думать о маме: «Может, она уже приехала. Меня ищет».
Соскакиваю с сундука. Надвигаю поглубже шапку на глаза и спешу к выходу. Ветер затих, но по-прежнему было морозно и крепко под ногами хрустел снег. Кругом ни души, ни звука. Но мне не боязно: «Иду к маме». Смело подхожу к тёмному дому, нащупываю рукой дверную цепочку. Она на месте, накинутая на петельку. Никто её не трогал. Назад возвращаюсь нехотя, с остановками. Оборачиваюсь несколько раз в надежде увидеть в сумерках подъезжающую на лошади маму.
Тётка Наташа зажгла лампу. Вообще-то не лампа у неё со стеклом (как, например, у деда Никиты), но и не, как у нас, коптилка, из пузырька сделанная. У неё из консервной банки.
– Нюшка Аришина наловчилась такие мастерить, – улыбается довольная тётка Наташа. – Вся докамысленная в отца своего, Петра Палыча.
В сплющенную горловину банки Нюшка вправляет кусок шинельного сукна. Чуть ниже пробивается дырка для заправки гасом.*** Светло, как в городе, только лампа сильно коптит, да иногда в отверстии вспыхивает пламя. За лампой надо следить. Санька с Ленкой этим заняты. Они угомонились. Смотрят неотрывно на огонёк сонными глазами.
Ещё дважды выскакиваю в сени, всматриваюсь с порога в окна своего дома. Там по-прежнему непроглядная темь.
– Избу-то студить, – пыхтит Ленка.
– Лез бы ты, Митя, на печь, – вздыхает тётка Наташа. – Поспи с ребятами, а утром мать за тобой придёт.
Друзья мои на печке очень обрадовались такому предложению. Посунулись немного, уступили мне лучшее место – у грубки. (Переночевать друг у друга у нас почитается за счастье. После таких ночёвок мы, ребята, чувствуем себя как близкие родственники).
– Давайте загадки загадывать! – сразу предлагает Ленка. – Вот такая, например: «По горам, по долам ходит шуба да кафтан!».
– Это ерунда. Все знают твою загадку, осаживает её Санька. – Мою отгадайте: « Сидит дед во сто шуб одет…
«Была бы у мамы шуба, – мелькает у меня в голове».
… -Кто его раздевает, тот слёзы проливает!» – бодро заканчивает Санька.
– Знаю, знаю! – тут же выкрикивает Ленка отгадку, чем вызывает у брата недовольство:
– Ты-то… Знаешь… Не одной козе хвост оторвала. Все бесхвостые бегают.
Над моей – голову поломали подольше: «Поле не меряно, овцы не считаны и пастух рогат»
– Слегка помог я Ленке. Очень ей хотелось отличиться.
Постепенно запас загадок иссякает. Голоса наши звучат всё реже, и мы затихаем на ещё тёплой печке.
Спал я на новом месте тяжело, неспокойно. Утром, едва засинели окна, просыпаюсь вмиг от мысли: «Вдруг мама заблудилась и совсем не приехала…». Чтоб не разбудить Ленку с Санькой, неслышно сползаю по приступкам на холодный пол, начинаю быстро одеваться. Тётка Наташа у заднего окна чистит к завтраку картошку.
