«Конечно же, я пойду! Кинщик пропускает за рубль, можно и за стакан пшена. Нас, ребятишек, – за яйцо или десяток яблок. У меня есть яйцо!»
Весь день маюсь при мысли, как незаметно забрать его из-под куста. Перед вечером, когда до начала кино оставалось совсем ничего, я побежал к укромному месту. Долго ль взять яйцо? Раз – и в карман. И к правлению колхоза, откуда уже доносились радостные голоса моих сверстников.
Но вышла заминка. По плотине шло стадо коров, а пастух, сняв рубашку, обмывался по пояс рядом с кустом, где лежал мой «клад».
– Ай, что потерял? – спросил пастух.
– Нет. Так просто, – ответил я и для верности бросил пару камешек в воду, загадав: чёт – кино посмотрю, нечет…
И тут с ужасом услышал, как со стороны правления вначале мягко, приглушённо, затем всё чётче зататакал движок. Звук нарастал, выравнивался и тем обиднее становилось на душе: «Кино запустили. Без меня».
В один воскресный день, когда я с мамой носил в соседнее село в счёт налога бидончик масла, у всех моих друзей появились свистки. Провозил их по селу тряпичник в своём сундучке, наполненном всякой блестящей всячиной. За свисток – яйцо. Сделанный в виде раскрашенной птички свисток свободно помещался в руке. Удобно его хранить в кармане, и получаются на нём самые заливистые трели. Витька дал мне свой попробовать, хотя и предупредил: «Не испорть».
– Вот повезу на базар яичек, куплю тебе свисток, – успокоила мама.
Обрадовался я, придумав: «Положу ей с в о ё яйцо. Мама продаст его и будет мне покупка».
Но дела не пустили её на базар до самой осени, до школы. Учились мы с Витькой в одном классе. Точнее, в разных классах, но занимались одновременно в одном помещении, потому что школа была малокомплектная. Анна Михайловна, опросив и дав задание старшим, сходу принималась за нас, первачков. Времени у неё всегда не хватало.
– Какие вы буквы знаете? – обратилась она к нам на одном из уроков, желая определить нашу подготовку.
Она поднимала вверх квадратные картонки с написанными на них буквами, вопросительно поглядывая на нас и одобряя тех, кто правильно назвал букву и придумал слово, начинающееся с этой
«Душа затворилась», – говорила мама в таких случаях.
– А почему Митя у нас молчит? – будто ко всем обратилась учительница.
Все уставились на меня.
– Например, эта буква, – подняла она последнюю картонку.
– Скажи – «яйцо»! – шепнул мне с соседнего ряда Витька.
Боком на меня смотрела пузатая, как наш кладовщик, неприятная буква «Я»
– Знаю, – отмахнулся я от непрошенного подсказчика.
Потупившись в парту, я молчал. Думалось, учительнице известна наша история с яйцами, и она нарочно предложила мне назвать эту букву.
– Не знаешь, Митя? – Придётся тебе после уроков позаниматься.
После звонка я остаюсь в классе. Витька поджидал меня за дверью, пока я без запинки не оттарабанил Анне Михайловне все буквы на картонках.
– Ничего не понимаю. – заключила учительница. -Иди.
Не понимал меня и Витька. Всю дорогу он допытывался, почему я не отвечал на уроке и был оставлен «без обеда». Я переводил разговор на другое. Незаметно через школьный сад, по логу мы пришли с ним на пруд, Было безлюдно, сухо и прохладно. И на воде ни морщинки. По такой камешки бросать одно удовольствие.
Витька, стрельнув глазами по плотине, тут же поднял глиняный блинец, выдавленный колесом телеги, примеряясь запустить его как можно дальше, чтоб удивить меня своей ловкостью.
