Я выждал, пока он уйдет, а бабушка снова уляжется. Потом оделся и, прихватив свёрнутое покрывало, телефон и держатель к нему, выбрался через окно во двор. Можно было проскользнуть и в дверь, но та порой выдавала предательский скрип, а права на ошибку я не имел. Швырнул Тузику запасённый с вечера пирожок с мясом, чтобы тот радостно не залаял при виде меня, и двинулся в сторону брошенных полей.
Деда, размашисто взмахивающего косой, я заметил издалека. Он был один на делянке. Других косарей не было. Иван Никитович что-то громко распевал, и подобраться поближе не было никаких проблем. Но я решил перестраховаться и залёг в траву в полусотне шагов от деда в противоположную сторону от его покоса. Можно было не боятся, что дед докосит до меня и чикнет спящего лезвием инструмента. Поудобнее устроившись на расстеленном покрывале и установив смартфон на держатель, я подумал, что идея-то в общем для второкурсника госуниверситета вполне идиотская. Но отступать было некуда, и я, выдав полушёпотом дату, время и причину записи, установил таймер на час. Затем нажал на кнопку «Rec.», закрыл глаза и расслабился.
Это не было сном в полном его понимании. Просто провал в бездну прошлого и демонстрация мне самых неприятных моментов из его глубин. Каждый такой из них приправлялся присутствием невиданных, шипастых и клыкастых тварей, не имеющих ничего общего с нашим привычным миром. Я пытался выбраться из калейдоскопа кошмаров, но меня швыряло от образа к образу и не давало сообразить, что очередная картинка всего лишь жуткий сон.
Я проснулся по таймеру: дрожащий от утренней прохлады. Зудело левое предплечье, почесав его, я обнаружил красноватый след от комариного укуса. Приподнялся на локте, высунул голову из высокой, в полметра, травы. Фигурка деда взмахивала косой в добрых полтораста метров от меня.
Дело сделано, можно собирать манатки и валить потихоньку домой. Словно разведчик в тылу врага, я прокрался краем поля, потом огородами и наконец грунтовкой, подходящей как раз к нужному дому. Вошёл теперь по-человечески, через двери; если бабуля зашевелится у себя и выйдет – скажу, что выходил в туалет, а покрывало зашвырну до её появления в комнату.
Она не проснулась, и я быстренько прошмыгнул к себе, улёгся и решил проверить результаты своих трудов. Включил телефон и активировал запись со спящим мной. Последняя проверка блестяще проведённой секретной операции.
Суеверные люди говорят, что нельзя ни фотографировать, ни снимать спящих людей. Ссылаются на плохие приметы, плохие последствия для сна, и вообще спящий человек, принявший удобную для себя позу, выглядит непрезентабельно. Ещё и слюни пускает, открывает рот, храпит. Всё это фигня – теперь я знаю ещё одну причину.
Когда я нажал на кнопку воспроизведения видео, я не ожидал ничего увидеть кроме собственной дрыхнущей физиономии и колышущейся от легкого ветерка люцерны, попавшей в кадр. Однако я увидел и кое-что ещё…
Я потыкал в линейку прокрутки часовой записи с интервалом минут в пять. Первые три сегмента – ничего необычного, а на четвёртом мне одновременно захотелось заматериться, заорать и забиться под одеяло.
На экране смартфона в момент видео «19:42» я увидел следующее: моя непутевая башка, плечо, рука примерно по локоть. Я вздрагиваю во сне, бьётся тоненькая венка на шее. У телефона хорошая камера, видно чуть ли не поры на коже. Затем сочная зелёная трава неожиданно становится серой, пронизывается чёрными, с серебристыми искорками дымными спиральками, которые опутывают стебли, приближаются ко мне, осторожно трогают дрожащими кончиками спящее тело, оплетают его. Дым за моим плечом уплотняется, сгущается до непроницаемой черноты и в нём…
