Спрыгнув с кровати, Олег стал лихорадочно заталкивать свои пожитки в рюкзак. Раздумывать больше было не о чем. Нужно забирать Шамиля и бежать к сестре в деревню. Вдруг он замер с поднятой рукой, в которой была зажата рубашка. Издалека послышался какой-то шум, который то нарастал, то становился едва слышным. «Бандиты», – молнией пронеслось в голове мальчика. Схватив кота, он юркнул за тюки соломы и притаился. Но Шамиль почему-то не хотел прятаться. Он вырвался из рук и спокойно стал разгуливать по комнате. В это время в окно кто-то постучал.
– В доме есть кто живой? – спросил мужской голос, который показался Олегу знакомым. – Знаю, что есть. Выходи, поговорить надо. Есть дело.
Мальчик узнал голос Мирона Голованя и выглянул в окно. Фермер сидел на коне и похлопывал кнутом по голенищу сапога. Стряхнув с одежды солому, Олег вышел к гостю.
– Заснул, что ли? – поинтересовался наездник. – Зову, зову, а ты молчишь. А я тебя еще с дороги приметил. – Он присмотрелся к Олегу и удивленно спросил: – Ты что, плакал?
– Вот еще, – насупился мальчик. – Что я маленький плакать. Это пыль от соломы в глаза попала.
– Какая там пыль, – спрыгнул с лошади Головань. – Я уже знаю, что тебе сегодня приезжий из города уши надрал. – Мужчина прищурил глаза и взял Олега за плечи. – И за что это он тебя так? Ты, вроде, парень не вороватый, не хулиганистый.
– Этот человек из Чечни, – тяжело вздохнул Олег. – Он меня преследует. Я даже не знаю, за что именно. Зовут его Докку. Поверьте, я ему ничего плохого не сделал, – почему-то переходя на шепот, заверил мальчик. Ком обиды подкатил к горлу. Слезы потекли по щекам.
– Да ты, детка, не плачь, – стал успокаивать Мирон Андреевич. – Мы тебя в обиду не дадим. Давай, зови сестру, разговор есть серьезный.
– Нет здесь сестры, – вытирая рукавом слезы и шмыгая носом, ответил Олег. – Она ушла в деревню.
– А ты почему с ней не отчалил?
– Да ну ее, – махнул рукой он. – Послушалась Елизавету Николаевну и решила поселиться в землянке Вакулинчихи.
– И правильно сделала, – одобрил Головань. – Ты-то почему не пошел с сестрой? Она, наверно, переживает за тебя?
– Не знаю, – хлюпнул носом Олег. И вдруг зарыдал в голос. – Плохо мне без мамы, – захлебывался слезами мальчик, содрогаясь от плача худеньким телом.
– Ну-ну, – прижал к себе Олега Мирон Андреевич, – брось сырость разводить. Не мужское это дело, плакать. Давай-ка лучше собирай свои манатки, и бегом в деревню.
– Я боюсь, – продолжая всхлипывать, прижался в мужчине мальчик.
– Кого ты боишься? – строго спросил фермер. – Этого черта нерусского? Пусть он нас боится.
– Я чертей боюсь, которые живут в землянке Вакулинчихи.
– Это кто же тебя так настращал чертями? – сощурил глаза Головань. – Ни дед ли Иван, случайно? – Олег утвердительно кивнул.
– Вот что я тебе скажу, парень, все это деревенские выдумки. Ничего дурного в землянке бабки Ольги не было и нет. Убили ее бандиты. Люди видели, как за месяц до смерти к ней приходили двое нерусских. Может даже, одним из них был тот, что тебе уши сегодня драл.
Серьезный и убедительный тон фермера успокоил Олега, и он согласился поехать в деревню. Усадив в корзину кота и забросив за спину рюкзак с вещами, мальчик уселся на лошадь позади Мирона Андреевича, и они тронулись в путь.
– Мои охранники докладывают, – рассказывал по дороге фермер, – что уже почти месяц какие-то чужаки стали наведываться в деревню. Возят из пруда воду куда-то. Мои мужики интересовались как-то, мол, зачем водичку берете? А те ответили, что, дескать, саман для кошар делают. Хотя, почему бы и не поверить, – продолжал размышлять Головань. – У нас каждое лето приезжают саманы делать. Глины здесь много. Да и какая глина! Я нигде такой хорошей не встречал.
