– Кто таков, сучий сын?! Чего лаешься?! – спросил старший караула, и тут лишь Стенька его признал.
Это были свои же соседи по Стрелецкой слободе, братья Морковы. Они и в караул посылались вместе – Василий, Герасим, Иван да Борис. Старший, Ждан, собирался оставить государеву службу и уже больше занимался иными делами, торговлишкой.
– Ивашка! Бориска! Я ж это, Стенька! Сосед!
– Сосе-е-е-ед?!?
– И точно!
– Что это тут было, Степа?
– Да налетчики же! Подьячего моего поднять помогите! – потребовал Стенька. – Под руки берите! Так! Гаврила Михайлович!..
Деревнин помотал непокрытой головой.
– Шапка! – Стенька кинулся шарить в снегу, отыскал деревнинскую шапку, ударил о колено, чтобы разом выбить, и как мог осторожно нахлобучил начальству на голову. – Надобно его до приказа довести!
– До бабки-знахарки его довести надобно, – сказал Герасим. – Не пришлось бы переполох выливать!
– Сперва – в приказ!
– А чего это на вас напали?
Стенька встал в пень.
– Шапки на месте, шубы на месте, – продолжал Бориска Морков. – Кошели?…
– Грамота!!! – воскликнул Стенька и замер, разинув рот.
– Какая грамота?
– Деревянная!
– Ну, брат, это не подьячему твоему, а тебе бабка переполох вылить должна!
Но Стеньке было не до шуток…
До Земского приказа добежали быстро. Крепкие братья Морковы так с двух сторон подхватили Деревнина – он и ногами, поди, снега не коснулся, по воздуху долетел. Стенька ворвался первый, всполошив подьячих до крайности. Следом внесли Гаврилу Михайловича. И началась суета вперемешку с великим возмущением.
На кого-кого, но на подьячего Земского приказа напасть?!
В трех шагах от самого Кремля?!
О том, что нападение-то было – на земского ярыжку, а подьячему досталось заодно, в тот миг никто и не подумал.
Земский приказ встал на дыбы!
Протасьев, неимоверно ругаясь, грохнул кулаком по столу – горшок с клеем подскочил и раскололся, все кинулись спасать готовые столбцы и чистую бумагу. Аникушка Давыдов порывался сам бежать со стрелецким караулом ловить налетчиков. Емельян Колесников грозился всю Москву вверх дном перевернуть, а особливо – Разбойный приказ, потому что налетчики уж точно пришлые, коли на человека, сопровождаемого земским ярыжкой, напасть осмелились. А ярыжку не признать – это слепым быть надо! Вон же на нем красные буквы, на самой груди, в пядень высотой! Справа – «земля», слева – «юс»!
На Деревнина вдруг напала икота. И Стеньке, пока его отпаивали ледяной водой, пришлось отвечать на все вопросы.
Стало ясно, что налетчики едва не совершили смертоубийства из-за деревянной книжицы…
– Точно вытащили? – не поверил ушам Колесников.
Стенька распахнул тулуп:
– Вот тут лежала! Чуть меня, сироту, не удавили из-за этой блядской грамоты!
Осознав случившуюся нелепицу, подьячие как-то сразу замолчали…
– А грамотка-то непростая… – молвил Аникей.
– Еретическая, говорят тебе!.. – не слишком уверенно добавил Протасьев.
В полной тишине из угла раздался бас:
– А мне-то как быть, батюшки, кормильцы? Товар стоит не прибранный, все разворуют!
Это напомнил о себе всеми позабытый Васька Похлебкин.
Коршунами налетели на него подьячие:
– У тебя в санях тело нашли! Что за тело? Не знаешь? Должен знать! Через это твое тело чуть людей не убили!..
– Да не знаю я ни черта!..
Ругались и разбирались допоздна.
Кто ни заглядывал в приказ – все слышали возмутительную повесть о нападении. И где! В трех шагах! На Никольской!..
