– Ну, младшенький, тебе первому слово!
– Надобно докопаться, кто таков тот парнишка! – выпалил Данила. – То, что он не из печатни, уже ясно.
– Откуда тебе ясно? – удивился Тимофей.
– Ну… – Данила задумался. – Коли бы он из печатни, от этого самого еретика, как там его, деревянную книжицу унес, тот бы ее сразу признал…
– Ты греков еще не видывал! – высокомерно сказал Богдаш. – Хитры, черти! Он, Арсений, грамоту, может, и признал, да не проболтался. Судите сами, братцы: Арсений – иноземец, у него наверняка в Немецкой слободе знакомцы есть. Ежели в той грамоте и подлинно ключ к письму затейного склада, то Арсений вполне может оказаться при передаче такого товара посредником!
– Ну-ка, растолкуй! – потребовал Тимофей.
– Не всякий подьячий в Немецкую слободу потащится знакомства заводить – кому они, немцы, надобны? Но и немцу, коли такая тайная нужда до Посольского приказа подьячего, тоже до него добраться трудно. Непонятно, на какой козе подъехать. В таком богопротивном деле, я полагаю, без посредника не обойтись. А Грек как раз подходит: его и наши все знают, и немцы…
– И знают его за еретика и хитрюгу, что тоже важно, – добавил Семейка. – Стало быть, коли деревянная книжица, неведомо кем списанная, была у Арсения в печатне, с чего бы парнишке ее уносить?
– Написано же – все парнишки, что при печатне служат, на месте обретаются, – напомнил Данила.
– Ну, Грек и соврет – недорого возьмет, – напомнил Богдаш. – Стало быть, нужно разведать, не его ли парнишечка… Это – первым делом.
– Коли ты предложил, ты и возьмешься? – спросил Семейка.
– Придется!
– Коли Богдаш прав, то весь узел в печатне завязался, там его и распутывать будем, – сурово сказал Тимофей. – Ишь, богоотступники! Доберусь я до вас!
Данила с Семейкой переглянулись.
Близилась Масленица, а за ней – Великий пост, когда Тимофеево желание бросить конюшни и уйти в тихую обитель наливалось новой силой. Случалось это с ним раза два-три в году. Товарищи норовили такой опасный миг укараулить и принять меры. В прошлый раз напоили Озорного до бесчувствия, в позапрошлый – поклонились подьячему Бухвостову пирогом в три алтына и две деньги, он и отправил Тимофея с двумя стадными конюхами в Рязань – встречать караван коней, который татары, собрав в Астрахани, гнали на продажу в Москву.
Очень уж не хотелось им отпускать Тимофея в обитель!
– Может, прав, а может, и нет, – заметил Семейка. – Стало быть, светы, или молодцы из печатни Земский приказ опозорили, или какие иные. Ты, Данила, полагаешь, что печатня тут ни при чем?
Данила задумался.
– Ну, чего замолчал? – буркнул Тимофей.
– Коли парнишка из печатни… – Данила пытался выстроить в голове то, что еще не имело четких очертаний, и, как на грех, слова в голову лезли какие-то не те. – Коли его с грамотой послали…
– А коли он ее выкрал? – возразил Богдаш.
– Так все равно знал бы, куда с ней бежать! Не для себя ж он ее выкрал! На черта она ему сдалась! – Данилу прорвало. – Что ж он с ней на торг забежал? Туда, где сани стоят?!
– Может, ему там место назначили? – предположил Семейка.
– По торгу сторожа ночью ходят, коли кто там место на ночь глядя назначит – не обрадуется, – возразил Тимофей. – Так дубинкой погладят!..
– Может, условились, что он в сани грамоту подложит? А, светы? – продолжал предполагать Семейка, и слова его казались глуповаты, однако Данила уже знал повадку товарища. Семейка словно предлагал: вот я дурости говорю, а вы, светы, мне по-умному возразите, так мы и до истины, чего доброго, доберемся…
