Держись крепче, воздухоплаватель. Я сейчас поплыву, а ты мне не мешай, держись за веревку и все. Не вздумай ползти по веревке ко мне. Старайся лежать на спине и только дыши и все. Понял?
– Да-да, п-понял!
– Если будешь меня слушать, спасемся.
Ну, с богом. Бросай свой шар и держись. Надо скорей плыть – нас уносит от берега.
Саша поплыла на спине, энергично работая ногами. Пилот тоже держался на спине, изредка хватая воздух ртом, но не мешал, что уже хорошо.
Их подхватило течение, но берег постепенно приближался.
На их счастье, большой воздушный шар, приводнившийся у берега, заметили с буксира, идущего по Волге к городу. Буксир приближался, подавая сигналы свистком.
Наконец, Саша встала на дно. Тут и буксир подоспел. Первым вытащили пилота, потому что он уже начал пускать пузыри. Потом подняли и Александру.
Пилота била сильная дрожь, но все уже было позади. Кок буксира быстро приготовил спасенным по стакану пунша.
Через час их доставили к плашкоутному мосту через Оку. Народ сбежался посмотреть на это диво. Не часто к пристани подходят буксиры, за которыми тащится какой-то огромный шар.
На берегу Саша взяла извозчика, она предложила подвезти Ефима до ярмарки, но пилот отказался. Ему хотелось вытащить свой шар из воды.
Александра хотела подбодрить бывшего Аполлона, но не могла подобрать слова. Сказала лишь:
– Прощай, Ефим. Коли ты высоты боишься, то займись чем-нибудь другим. Не вешай нос, и учись плавать. А воздушный шар все-таки хорошая выдумка.
Вышла Александра близ почты. Недолго думая, отправила телеграмму домой со словами: Все продала, однажды летала, тонула, спаслась и немного спасала. Приеду шестого, вагон номер пять, хочу всех увидеть, придите встречать. Александра – Ваша Саша.
Прощай Горький, здравствуй неизвестное
Перед долгой разлукой хочется накопить побольше ярких воспоминаний. Как это мне удалось, трудно судить. Но одно могу сказать точно, не было у меня на лице таких знатных фингалов, как у двоих – троих спутников по вагону – призывников, только что распрощавшихся с домом.
Перед предстоящей службой я почти две недели пробыл дома с родными. В один из последних дней ноября вернулся в Горький, и утром явился на призывной пункт.
Днем нас погрузили в пассажирские вагоны, при этом призывников – горьковчан – набралось довольно много, мы едва уместились в десяти вагонах. Все пытались узнать у сопровождающих сержантов, куда же нас повезут, но они молчали, как рыбы.
Похоже, они сами не знали, куда мы едем. После сержантской школы те ехали неизвестно куда, то есть по слепой воле военачальников.
Как только тронулся поезд, началась какая-то вакханалия, другими словами, пошла повальная пьянка. Откуда появилось столько водки и почему вдруг всех потянуло на подвиги – трудно объяснить.
В нашем купе, откуда ни возьмись, тоже появилось это зелье. Да не одна бутылка, а несколько штук, а сколько, я уже не припомню, но по уважительной причине. По странной логике закуски, считай, никакой не было – немного хлеба и банка бычков в томате.
Минут через пятнадцать после отправления мы подъезжали к мосту через Волгу. Мои попутчики уже во всю мощь и ширь своей души прощались с былой жизнью, распивая водку.
Справа, как всегда, открылся красивый вид на город, и я мысленно с ним попрощался. Тут и до меня дошла очередь отмечать начало службы – мне торопливо вручили стакан с водкой.
Попутчикам я признался, что три четверти стакана водки для меня перебор и, если я и выпью, то не за раз, а с небольшим перерывом, и предложил разделить эту дозу с кем-нибудь из желающих.
