– Я понимаю. Ни одного предложения. В таком случае действуйте по запасному варианту. Понизьте стартовые цены на десять процентов, – шептал немец хриплым голосом, но благодаря великолепной акустике старинного здания каждый звук был слышен во всех концах холла.
Мне было вполне достаточно этой информации, и я стремительно вернулась на свое место и стала ожидать возвращения своего соседа.
Он появился через минуту после меня и сел на свободное кресло на несколько рядов ближе к аукционисту. Он изобразил на лице абсолютную незаинтересованность и равнодушие, и по одному этому я смогла дофантазировать всю ситуацию.
Немец выставил свою коллекцию икон в Англии, а не в Германии. Это могло быть продиктовано чисто коммерческими соображениями, так как цены здесь были значительно выше, но могло быть и по-другому. Например, немец не хотел, чтобы в Германии стало известно об этой сделке. А с анонимностью у него были бы там проблемы. И если на секунду допустить, что его владение данными произведениями не очень законно, то поездка в Англию становилась для него просто необходимой.
Интересно было и то, что он непременно желал присутствовать на торгах. И так же анонимно. Значит немец чего-то боялся. Чего? Или кого? Это мне предстояло выяснить, как и многое другое. Но теперь я не сводила с него глаз, насколько это позволяли правила приличия.
Аукционист в перерыве между двумя лотами сделал объявление, что русские иконы будут выставлены на аукцион по одной, и попросил всех заинтересованных лиц оставаться на своих местах.
Все это могло означать только одно. Такой вариант был предусмотрен с самого начала. И, бросив пробный камень, аукционист сразу же перешел к запасному варианту. По словам немца, выходило, что были оговорены и стартовые цены каждой иконы в отдельности, и теперь он предложил снизить их на десять процентов.
Создавалось такое ощущение, что он во что бы то ни стало хотел сегодня же избавиться от этих икон, может быть, поэтому и выставил их все вместе по сознательно заниженной цене. Я за время пребывания здесь попривыкла к сумасшедшим ценам, и теперь цена за иконы уже не казалась мне чрезмерной. Судя по всему, она была, скорее, занижена. И только то, что икон было двенадцать, делало ее такой сногсшибательной.
Но это означало, что, снижая цены на десять процентов, немец и вовсе собирался их спустить по бросовой цене. Или это ловкий трюк, чтобы привлечь к торгам максимальное количество участников?
Тем временем один за другим продавались ковры, и мой смуглый соотечественник был удовлетворен. Стартовые цены были превзойдены в несколько раз, и он мог рассчитывать на кругленькую сумму. И он не собирался скрывать своей радости по этому поводу и заносил прибыли в дорогой органайзер и шевелил губами, подсчитывая барыши.
Ну что же – наши коммерсанты кое-чему научились. Еще лет десять тому назад они решили заполонить Европу и Америку шикарными, с их точки зрения, современными коврами. Но тут выяснилось, что европейцев на мякине не проведешь. Их интересует прежде всего качество, и наши незадачливые коммерсанты впервые в своей жизни узнали тогда о таких загадочных для них вещах, как количество узелков на квадратный дюйм, и прочих премудростях. Теперь они скупают по всей стране исключительно старые ковры, причем в любом состоянии, реставрируют их при необходимости, но чаще находят покупателя без всякой реставрации. И делают на этом громадные деньги.
