Валерий словно вырос. Плечи стали шире и мощнее, руки, погрубевшие и потемневшие, впечатляли своей очевидной силой и уверенностью движений. Даже походка из резко‑суетливой стала пружинистой. Небрежно остриженные крутые локоны привольно трепал степной ветер. Только бородка оставалась все такой же короткой, тщательно и аккуратно ухоженной. И глаза такие же яркие, но уже подёрнутые равнодушным спокойствием, в искренности которого я почему‑то сильно сомневалась.
Поймав мой оценивающий взгляд, Валерка усмехнулся:
– Это все Марс. Он сделал из хлюпика Извекова человека, способного постоять за себя даже тогда, когда рядом нет Рая.
При упоминании о Рае Олег дёрнулся, но смолчал. Валера лениво взглянул в его сторону, но тоже ничего не сказал.
– Я бы не сказала, что без Рая твои способности резко упали, заметила я.
– Увы, Катя. Телепатические способности – это, конечно, здорово, но даже самые значительные, они далеко не все, на что я был способен когда‑то. Я уже никого не смогу… – начал Валера.
– Заткнись, Извеков, – процедил Олег.
Валерий пожал плечами и встал.
– Отойдём, Катя, не будем его раздражать. Есть разговор.
Оставив мрачного и злого Олега у костра, я пошла вслед за Валерой. Я попыталась понять, о чем Валерий хочет со мной говорить, и волны горькой обиды и отчаяния полились на меня безмолвно, но так выразительно, что я едва не выдала своё намеренное проникновение в душу Валерки. Валера остановился у края леса и ждал, пока я подойду.
Я уже давно стояла за его спиной, но он молчал, и волны беззвучных слез текли и текли, омывая меня со всех сторон.
– Почему ты плачешь, Валера?
– С чего ты взяла это? – грубовато отозвался он.
– Кого ты хочешь обмануть? – я обняла его за плечи. – Что происходит?
– Сейчас я не хочу объяснять.
– Когда же, если не сейчас?.. Ты же сказал, что есть разговор. Я готова говорить с тобой, о чём хочешь… Что я, по‑твоему, не способна понять, когда моему другу плохо?
Валерий повёл плечами, освобождаясь от моих рук.
– Да что с тобой? Расскажи, в чем дело? Ты ещё нажил себе врагов?
– Я все это время работал в парах или в очень малых группах, в основном с Марсеном, – отозвался Валера.
– Но Марсен, насколько я его знаю, достаточно лояльный человек.
– Грех жаловаться. Марс стал мне хорошим напарником. Хотя, конечно, он себе на уме. Замкнутый, скрытный. Почти как я. Разговоры у него только о текущем времени, ни слова ни о прошлом, ни о будущем… Но я очень ему обязан. Ты же помнишь, каким я был… Ух, что он со мной вытворял!.. Валерка передёрнулся от своих, очевидно, слишком ярких воспоминаний. – И он совершенно не спрашивал моего согласия. Мордовал почём зря, так, как считал нужным. Знаешь, что он со мной проделывал эти два года? Страшно себе представить… Все это время нам приходилось строить двери, строить и взрывать сразу же после выполнения задачи… Марс заставлял меня одного копать котлованы, ворочать валуны, валить деревья, а потом почти без отдыха драться со степняками насмерть… – голос Валерки звучал равнодушно и ровно, но при этом жгучая боль вскипала при каждом слове. – Понимаешь, он буквально натаскивал меня за шкирку, как котёнка, постоянно демонстрируя мне мою беспомощность. Иногда мне казалось, что он хочет меня уничтожить, смять, подставить и довести до края. Как я на него злился, сколько раз хотел избавиться от него! Только потом я понял, что это была не жестокость. Я злился на него, а он хотел, чтобы я разозлился сам на себя, на своё бессилие. Это был метод воспитания и единственный путь для превращения меня из щенка в нечто, напоминающее мужчину. Поэтому я и сказал, что Дан прав, когда ведёт себя с братом внешне жёстко… Не знаю, откуда этому воронёнку известны такие специфические воспитательные приёмы, но он во всем абсолютно прав…
