Мужчина напоследок произносит всего несколько слов, закрывает глаза, и всего за какую‑то минуту его лицо приобретает мраморно‑белый оттенок. Мальчик, для которого этот теперь совершенно забытый и незнакомый человек все равно был единственным живым существом, остававшимся рядом, кричит, горько плачет и бьётся в слезах на дне ямы рядом с остывающим трупом. Когда он поднимается на ноги спустя некоторое время, он выжат и измучен, но на лице ясно видна решимость не сдаваться.
Дан выбирается из ямы. Он не ел уже несколько дней, его тело покрыто болезненными ушибами, голова пробита, и на затылке запеклась кровь. Он шатается, спотыкается, падает, но идёт вперёд. Словно понимая, что сидя на одном месте, жизнь свою не спасёшь, он идёт долго, падает, встаёт, снова падает, ползёт на коленях до ближайшего дерева, цепляясь за ствол, снова встаёт на ноги для того, чтобы, сделав несколько шагов, упасть на лесной мох и больше не двигаться.
Высокий светловолосый мужчина средних лет с несколькими кинжалами на поясе и большим мешком за спиной пробирается сквозь лес как раз с той стороны, где упал вертолёт. Он внимательно смотрит себе под ноги и вокруг. Замечая лежащего мальчика, он с готовностью бросается к нему, и становится очевидно, что именно его он и искал. Достав глиняную бутылочку и открыв её, мужчина поднимает голову мальчика и вливает жидкость ему в рот, а затем зажимает ему нос рукой. Дан глотает, захлёбывается и кашляет, так и не открыв глаз. Достав из мешка большой кусок холста, мужчина начинает что‑то сооружать…
Картины прекратились. Я едва открыла глаза. Голова трещала от такого длительного контакта. Мне было все предельно ясно. Оставалось теперь только надеяться, что такая работа была проделана Валеркой не напрасно.
Валера приплёлся к костру обессиленный и вымученный совершенно. Он сел рядом и тяжело вздохнул:
– Чёрт знает, что вышло. Может быть и ничего. Я лично понял то, что видел. Но вот если он сам не вспомнит всё, то, что мы с тобой видели, должно остаться между нами… Вот и светает уже, сейчас надо будить ребят, и в путь… Поесть бы ещё чего‑нибудь, но у нас осталось всего‑то по горсточке хлеба.
Нам ничего больше не оставалось, кроме как разделить по‑братски те крохи, что ещё оставались у нас. Это было чисто символически. Кусочки, доставшиеся каждому, были просто ничтожны.
Я все время наблюдала за Даном, но он сидел мрачный и только, как обычно, постоянно шпынял Гудри. На нас он даже не смотрел. Со стороны казалось, что все то, что мы ретранслировали ему только что, не задержалось у него в голове.
Съесть то, что у нас было, можно было за пять секунд, но мы не спешили, тем более, что Валера все время разговаривал, объясняя не столько нам с Олегом, сколько нашим юным товарищам, где именно нам предстоит сейчас идти, и с чем мы можем столкнуться в Степях.
Дан дожёвывал свой немудрящий паек, доставшийся на его долю. Кусок, который он отправил себе в рот, показался мне подозрительно маленьким. Я уже не первый раз замечала, что Дан подсовывает часть своей доли Гудри, обещая при этом прибить брата, если тот не будет слушаться. Дан встал и, обойдя меня, указал на лазерный автомат, лежащий рядом с Валерой.
– Разреши?
Валерий слегка прищурился и пожал плечами:
– Только осторожно.
Дан принял автомат, и мускулы на его руках вздулись. Он перебросил оружие из одной руки в другую и прищёлкнул языком:
