Деструктив - страница 6



– Нет.

– А кто здесь живёт у тебя?

– Родственники, я у них остановился.

– А они давно здесь живут? – Он опять приблизился ко мне. – Я просто вырос на этом районе, в школе двадцать шестой учился.

– У меня мама и обе тётки учились в этой школе.

– А как тётю зовут?

– Алла.

– Она какого года?

– семьдесят второго

– Нет, я старше, я шестьдесят второго.

– У меня мама шестьдесят второго года. Она тоже училась в этой школе. Ирина зовут.

– Точно, так она моя одноклассница, у ней подруга Валя Махно была, она тоже моя одноклассница.

В итоге я дал ему номер тёти Вали, и он наконец-то уехал. Так я нашёл себе подработку – расписывать тарелочки.

На следующий день поехали в аэропорт провожать Петра в Краснодар. Он решил сменить обстановку и выбор его пал на юг России, там жила его бабушка и двоюродный брат, которые должны были его встретить и помочь устроиться. В аэропорту, посидели в кафе, попили чай, Пётр прошёл регистрацию, объявили посадку, и он ушёл, а мы поехали домой. Люблю аэропорты, мне всегда нравится провожать и встречать людей. В аэропортах люди находятся в смятении, волнуются перед полётом или после перелёта и эти чувства передаются, улавливаются в воздухе. В этом месте нет привязанностей, нет определений человека, всё, что говорит о пассажирах, это их паспорта. Я помню, мы как-то с Ментором продавали гитару американцу и заключали сделку у нотариуса. Американец достал чёрный паспорт с орлом и шестиконечной звездой, открыл. А там написано «CALIFORNIA». Ментор продвинулся ко мне и прошептал: – «Вот за такой паспорт, с такой пропиской, люди готовы всё отдать» – И уже громко, толкнув меня добавил: – «А, Бородатый».

Пётр улетел в другую страну, где живут другие люди, выглядят по-другому, говорят по-другому ведут себя иначе, пользуются другими деньгами.


ХОЗЯИНА ПОЗОВИ


С тарелочкой у меня не ладилось. Мы с Прохором сфотали картинку, увеличили её в фотошопе до размеров тарелки, распечатали, я через копирку обвёл рисунок и принялся раскрашивать гуашью. Это оказалось труднее, чем я себе представлял, было много мелких деталей, да ещё и эти облака, которые не нравились Рашиду. Возился я около недели, может и больше, не помню. Потом он приехал, посмотрел на тарелку, ему понравилось, и он мне всучил ещё 20 штук, дал коробочку с красками и три кисточки, маленькие. Десять тарелок были испорчены – кривые, размытые рисунки. Видно было, что пытались смыть водой. Как он мне рассказал: – «Дал одной художнице, а та запорола их». Попросил исправить. Сказал, чтобы я не торопился, как справлюсь, позвонить ему, и он заберёт их. Открыл дверь в машину и как бы невзначай сказал:

– Я тебе один раз купил краски, потом сам будешь покупать за свои деньги.

– Вы же говорили, что материал с Вас.

– Я, что тебе краски должен покупать, что ли?

– Ну, да. Мы ведь так договорились.

– Ладно, посмотрим, пока я тебе купил материал, вот это всё нарисуешь и поговорим. – Он захлопнул дверцу машины и прикурил. – И ещё, когда снег выпадет, сам будешь приезжать за тарелками ко мне домой и привозить готовые. Я не езжу на машине зимой.

– Ладно, посмотрим. – Я тоже прикурил.

– А вообще, чего ты здесь сидишь? Вали отсюда.

– Куда? – Я удивлённо посмотрел на него.

– Да, хоть куда, для вас, молодых здесь нет будущего. Вот в советское время всё по-другому было, билеты дешёвые были, мы летали на выходные в Москву. Жили же а.

– Ну, да, наверное. Хорошо было.