Десять стрел для одной - страница 16



– У меня на паленую нюх, не переживай, – утешил Полуянов. И начал распоряжаться: – Давай, открываем все окна – и уходим. А то тут запах, как в склепе.

Надя хотела сказать, что к ночи обещали всего плюс пять, незачем выстуживать дом. И опасно: все распахнуть и уйти. Но начнешь сейчас спорить – Димка презрительно бровь вскинет и клушей обзовет, уже проходили.

Поэтому только раритетную Библию, незаметно для Полуянова, бросила в свою сумочку. И поспешила вслед за ним во двор. Не удержалась, посоветовала:

– Ты бы хоть машину на участок загнал. А то зацепят на дороге.

– Надин, ты моя Надин, – Полуянов обнял ее, потрепал нежно по щечке. – Расслабься хоть на секунду. Обязательно тебе все проконтролировать!

Но послушно пошел открывать ворота.

Надя пока что прошлась по участку. Одуванчики, трава какая-то непонятная – все это вырвать надо. И прошлогодние листья выгрести. А деревья, наверное, надо удобрить, побелить им стволы. Книги, что ли, почитать по садоводству – чтоб хоть знать, с какого конца подступаться? Или с соседями пообщаться, спросить совета?

А вот на ловца как раз и зверь! Митрофанова увидела сквозь сетку-рабицу, отделяющую ее участок от соседнего, очень прямую женскую фигуру в дождевике и темных очках.

Дама вышла из дома. Долю секунды постояла на пороге. Уверенным шагом направилась к забору.

– Здравствуйте! – вежливо обратилась к ней Надя.

Никакой реакции. Тетка присела на корточки – в паре шагов от Митрофановой. Начала рвать зеленый лук. Ногти длинные, крашены мрачным болотным лаком.

– Добрый день! – повысила голос девушка. – Я ваша новая соседка.

Женщина повернула голову в ее сторону. Напряглась – словно прислушивалась. И снова склонилась над грядкой.

– Точно, блаженная… – пробормотала Митрофанова.

И поспешила к воротам – Димка как раз заезжал, правый машинный бок оказался в опасной близости от стойки забора.

Но машина прошла в миллиметре от препятствия, под колеса попал только шальной, неизвестно с чего здесь выросший бордовый тюльпан.

Когда Дима вышел из-за руля, показала ему на цветок:

– Как наша жизнь. Никогда не знаешь, когда оборвется.

– Ох, Надюха! – вздохнул журналист. – Заставлю я тебя сегодня тоже водки выпить. А то как-то слишком мрачно ты настроена.

* * *

Они медленно шли по поселку. Погода продолжала чудить: плотные белые облака то открывали кусочек летней сини, а то вдруг чернели, вскипали мелким, противным дождем. Надя тогда накидывала на голову капюшон своего любимого синего плаща с ромашками, пыталась всучить Полуянову зонтик, но он отмахивался. Подставлял под брызги лицо, ловил их губами. Как мальчишка, резво и радостно, сигал через лужи. Обернулся к своей спутнице:

– Слушай, прямо «Дачники» Чехова! Как хорошо, Надя, как хорошо!

Она подхватила:

– «Право, можно подумать, что все это снится. Ты посмотри, как уютно и ласково глядит этот лесок! Как милы эти солидные, молчаливые телеграфные столбы!»

– Ох, Надька, неоценимая ты моя! – расчувствовался Полуянов. – И борщи варишь, и классика цитируешь. Да еще приданое какое принесла!

– Слушай, а я все никак понять не могу… – задумчиво произнесла Митрофанова. – Почему отец вдруг обо мне вспомнил? Почему мне этот дом завещал?

– Тебе ведь сказал нотариус: больше некому. Жена умерла. А дочка и так богатая.

– Совсем не аргумент, – с сомнением отозвалась Надя. – Какая бы ни была богатая, а коттедж в ближнем Подмосковье никогда не помешает.