Я уделила им ровно столько внимания, сколько понадобилось, чтобы вычислить наименее раненных.
Явилась-то не ради них.
Я нашла его, мужика постарше, седеющего, который упрямо полз, толкаясь одной, еще рабочей конечностью. Дрожащая рука тянулась к тяжелому арбалету неподалеку. Мужик заорал – мой меч, обрушившись, проткнул ему ладонь.
За такое меня бы замучила совесть.
Ну, знаешь, если бы он не тянулся за оружием, чтобы меня пристрелить.
Я дождалась, пока ор стихнет до скулежа, потом присела на корточки. Мужик уставился снизу вверх. Лицо его исчертило достойное уважения количество шрамов и морщин – это тебе не молодняк с широко распахнутыми глазенками, поведшийся на романтику разбойной жизни. Тут я имела дело с бывалым бойцом. А это вселяло надежду, что работенка окажется быстрой.
– Где Касса Печаль? – спросила я.
– Иди ты… на хер… – выплюнул мужик.
Но ты ведь знаешь, что в Шраме говорят про надежду.
Пользы от нее примерно как от пробитой мечом руки.
– Ишь какой задиристый, м-м? – хихикнул Какофония из кобуры. – Достань меня. Покажем-ка ему наше дипломатическое мастерство.
Совету я не вняла. Пусть я ни капли не сомневалась, что в дипломатии Какофония и в самом деле подкован, я все-таки понимала, что его толкование этого искусства обычно включало в себя следующее: палить по людям, пока оставшиеся в живых не выдадут ему то, что он возжелал. И пусть сие временами соблазнительно, я знала способ получше.
Я вздохнула, положив ладонь на эфес меча, и наклонилась поближе. Мужик отпрянул, ожидая кулак в лицо или чего похуже.
– Как тебя звать?
Этого он явно не ожидал.
– Ч-чего? – охнул он.
– Имя, – пояснила я. – Либо с которым ты родился, либо которое взял, когда начал на нее работать. Знаю, скитальцы любят, когда у их прихвостней чудны́е клички.
Он втянул воздух сквозь зубы, сдерживая боль, взгляд стал жестче.
– Ришас.
Я медленно кивнула, удерживая его взгляд, взвесила имя на языке.
– Сколько тебе лет, Ришас?
– Иди на х…
Кулак, которого он на этот раз уже не ждал, все-таки нашел его щеку.
– Ну что же ты, не нужно вести себя так некультурно, – произнесла я мягко, в полную противоположность удару, и глянула на свой меч. – Ну, некультурней, чем уже есть. Очень бы не хотелось, чтобы твое последнее впечатление обо мне было, мол, я вся такая безжалостная, так что давай пойдем путем попроще, м? Сколько тебе лет?
Ришас поколебался, то ли из гордости, то ли из-за боли, я не знала. Но в итоге все равно ответил.
– Сорок четыре, – проворчал он.
– Сорок четыре, – повторила я. – Староват для бандита. Будь ты глупцом, вряд ли бы дожил до своих годков, верно?
Ришас промолчал. Тишина затянулась, потом я ее нарушила.
– Тебе известно мое имя?
Он уставился на меня, открыл рот, будто хотел выругаться. Но вместо этого поджал губы – из уголка стекла струйка крови – и кивнул.
– Она рассказала? – спросила я.
И он снова кивнул.
– То есть ты знаешь, кто я, – заключила я. – И ты знаешь, что я добралась аж до этой долины не для того, чтобы убивать старых бандитов. – Я глянула через плечо на его товарищей – тех, кто еще шевелился, и тех, кто уже не. – Твои друзья, наверное, думают, что их преданность будет вознаграждена, что они разбогатеют или снищут благосклонность, если продолжат сражаться. Вот только кости их от этого менее сломанными не сделаются. – Я снова перевела взгляд на Ришаса. – Верно?
Он зажмурился.
– Бьюсь об заклад, Касса не первый скиталец, под чьим началом ты бьешься, – продолжила я. – Ты наверняка служил дюжинам магов-отщепенцев, я права? Ты знаешь, каковы они – они видят в вас лишь инструменты, как их магия, только менее внушительные и более расходные. Ты знаешь, что они не пойдут на смерть ради ничтожества вроде тебя.
