В бору было мирно, покойно. Тихонько поскрипывая, качали пышными шапками высокие сосны. Царил полумрак, и во мхах кое-где мерцали светлячки, перепутавшие день с ночью. Тут и там нахально краснели мухоморы, но виднелись и хорошие грибы. Неподалеку от нас поспевала целая полянка черники. Я обозрела сидевших передо мной отроков (понурые, космы немыты, глаза красные, у половины рубашки шиворот-навыворот) и прихлопнула комара.
– Ну? Чего стряслось-то?
Отроки переглянулись, и ответил Явор на правах главного.
– Хотим тебя отправить, Малинка, в заграничное турне.
– Чего не на луну? – поразмыслив, спросила я. Сроду не бывала дальше княжьего города и не видала в том никакой беды.
Явор понурил буйну голову и признался:
– Лихо у нас приключилось, Малинка. И если ты не выручишь, то никто.
– Всему миру придет погибель, – трепеща и пылая, сообщил Стебелек.
Все шестеро выглядели донельзя суровыми, так что я сдержала смешок.
– А подробнее?
– Змею мы пригрели на груди, Малинка, – горестно сообщил Явор. – И продал этот змей наш секрет императору заморскому. Тому, кто во всем свете по приблудам первый. Не считая нас.
– Это тому, персиковому? – блеснула я, желая показать, что тоже кой-чего смыслю в приблудном деле. Я видела запоминающие зеркала, считающие коробки, путеводные клубки, обручья, скороходные сапоги со знаком персика, и слышала, что их придумщик, принц Персик, вырастил из своей артели целую империю. Злые языки шептались, будто бы приблуды его содержали какой-то секретный яд, из-за которого кто начинал ими пользоваться, потом уже не мог взяться ни за какие другие. Драли же персики за свои приблуды втридорога.
Явор покачал головой.
– Все так думают, но настоящая угроза исходит с востока. Там, в Лихоморье, в стране Чиньянь, скончался император, и на престол взошел его сын, Камичиро. Прежний правитель относился к приблудам легкомысленно. Но молодой – дело иное. Он убежден, что за приблудами будущее, и намерен стать в этом первым. Своего в Чиньяне прежде не делали. Старый император не особенно в этом смыслил, и самое большее, на что их хватило – плохо повторять за серпентиновыми. Подсмотрят чего-нибудь, налепят как придется, и продают за медяки. Многие покупали и до сих пор берут, хотя и знают, что одноразовые. Некоторое время назад, правда, в Чиньяне начали придумывать и свое, под знаком жемчужины. И Камичиро заявил, что они мол, уделают серпентиновых. Его подняли на смех, потому что собственные приблуды Чиньяня были ничем не лучше подделок. Хуже даже. Камичиро это уязвило. Он ведь всерьез намерен стать лучше всех, и кое-кто, кто больше других знает, шепчутся, что будто бы он взялся за дело нешуточно и даже стало у них получаться. Якобы сам принц Персик, получив донесения, призадумался. И я вот думаю, что Камичиро своего добьется, не мытьем так катаньем. Потому как он сущий гад и безумец. Говорят, девиц пожирает живьем. У него уже девять невест во дворце без следа пропало. И сильно до власти охочий. Прежний император, тот тоже спуску никому не давал, но новый по сравнению с ним что волк против овцы. И дай ему волю, он весь мир под себя подомнет!
Последние слова Явор почти выкрикнул, раскрасневшись и приподнявшись с дерева. Я успокоила его движением руки.
– Это как же у него получится?
Явор все еще потел от волнения, и за него ответил Оряска.
– Мы придумали одну штуку, – он переглянулся с остальными. – Шлем. «Витязь» называется.
