Читать онлайн Инна Игнаткова - Десятая жизнь кошки

Крышка гроба со скрипом сдвинулась, и в глаза ударил яркий свет. В ушах зазвенело.

– Господи, ну что еще? Дайте поспать! – Люба накрылась с головой одеялом и отвернулась.

– Подъем! – гаркнул пришелец, сорвал с нее одеяло и отбросил его прочь. По телу побежали мерзкие мурашки.

– Ты что, совсем с дуба рухнул? – приподнявшись на локтях, возмутилась Люба. – Что себе позволяешь! И кто ты такой вообще? – щурясь и привыкая к свету, она нехотя рассматривала того, кто нарушил ее покой.

В столпе радужных солнечных лучей, ниспадавших из разбитого витража в потолке, стоял высокий холеный мужчина в черном костюме, белой рубашке и черной бабочке.

– Дело есть, – без смущения разглядывая лицо, волосы и фигуру девушки в легком ситцевом платье, сообщил темноволосый гость. – Вставай, – с этими словами он бесцеремонно схватил ее за руку и поднял из гроба.

– Какое еще дело? Да я же еще и… тридцати лет не проспала! – рывком высвободив свою руку и поглядев на браслет на запястье, продолжала возмущаться Люба. – Ты, наверное, не в курсе: у меня уговор, что меня не будут беспокоить ближайшие лет сто.

– У меня уговор… что меня не будут беспокоить… – пискляво передразнил он и, снова схватив ее руку, расстегнул и снял браслет, отсчитывавший время ее сна. – Конъюнктура поменялась. Просыпайся! Я шмотки тебе принес. Вон, на скамье лежат. В этой ночной сорочке ты точно к Нему не пойдешь. Переодевайся. Я отвернусь, – гость действительно отвернулся и сложил руки на груди в ожидании. – Да поторапливайся, Он не любит ждать, – кинул он через плечо, будто на затылке у него был третий глаз и на самом деле он прекрасно видел, что происходит за спиной.

Сонно волоча ноги в белых тапочках по каменному полу склепа, Люба приблизилась к скамье. Она медлила, вертя в руках черное платье с открытой спиной и туфли с острыми носами, и поглядывая на спину незнакомца. Потом сбросила с себя одежду и тапки, встав босыми ногами на холодный камень. Тут посланец внезапно и повернулся к ней, увидев ее в чем мать родила.

– Меня зовут Якоб, – представился он. – И научись уже быстрее шевелиться, не то так и будешь попадать в нелепые положения.

– Тоже мне, наставник нашелся! – натягивая платье, бормотала Люба. Она даже не пыталась прикрыться. – Да плевать мне, что ты на меня пялишься. Не впервой…

– …со всякими подонками дело иметь? – закончил ее мысль Якоб. – Поосторожнее с формулировками! Я тебе не какой-нибудь безродный ангел.

– И что же тебя, такого породистого, за такой мелкой сошкой, как я, прислали? – втискивая ноги в узкие неудобные туфли, съязвила она.

Якоб гневно сверкнул глазами, и Люба поняла, что его и самого гнетет это поручение, которое ему, «такому породистому», явно не по статусу. Неужто дело, по которому ее разбудили, действительно важное?

– Готова? Тогда поехали, – сказал Якоб, еще раз бегло оглядев ее с ног до головы.

*

Черный «бэ-эм-вэ», стоящий у входа в склеп, был покрыт мелкими капельками после дождя – как утренняя травинка росой. Снаружи было зябко и сыро, но вовсю светило солнце. В ноздри ударил терпкий запах трав, листвы и старого кладбища.

– Фу, как же здесь противно! – поежилась Люба, нехотя ступая по мокрой траве и проваливаясь в мягкую землю каблуками. Ее продолжало знобить.

– Добро пожаловать в мир смертных! – накидывая на нее невесть откуда появившуюся в руках женскую куртку-косоворотку, сказал Якоб.

– А какой сейчас месяц? – спросила она, осматриваясь и втискивая руки в рукава.

– Август. Последние летние деньки, – взглянув на небо и деревья, ответил он и шумно с наслаждением втянул ноздрями воздух. – Только на Земле можно уловить столько оттенков чувств!.. Садись, – открыв дверцу автомобиля, поторопил он.

*

Кладбищенская дорога была полна ухабов, но неземной автомобиль мог ехать быстро даже по ней. Правда, пару раз они угодили колесами в огромные лужи, так что брызги достигли оконных стекол. А когда выехали на блестящую мокрую трассу, навстречу промчался воняющий соляркой камаз, окатив их грязной волной.

– Чертова свиновозка! – выругался водитель хрюкающим голосом.

Только тогда сидевшая на заднем сидении Люба обратила внимание, что это существо, мягко говоря, не совсем человек.

– Элементарий1, – пояснил Якоб. – Ему дали возможность встать на путь исправления. Ну а что? Ад тоже иногда надо подчищать, не то однажды захлебнемся в дерьме.

– Что вы собираетесь со мной делать? – спросила Люба, не особенно настроенная философствовать.

Якоб был немногословен:

– Увидишь.

*

Автомобиль ненадолго остановился у кованых ворот, которые сами собой разъехались, а потом так же самостоятельно закрылись за прибывшими. Колеса зашуршали по гравийной дороге. Площадь перед особняком в английском стиле была наполовину занята затейливым лабиринтом живой изгороди, окружающей внушительных размеров фонтан. У парадного крыльца их встретил еще один тип в черном костюме. Он держал черную папку подмышкой, точно школяр, и был таким же холеным, как Якоб, только держался более услужливо. Открыв дверцу подъехавшего автомобиля, он подал Любе руку.

– Ярослав, – представился он.

– Удивительно, – произнесла она, уставившись на автомобиль, из которого только что вышла. – Он чистый! Как так?

– А вот так! – отрезал Якоб.

Но было видно, что ему польстило замечание в адрес его тачки, неподвластной земной грязи. Весь безукоризненный вид Якоба говорил в тот момент сам за себя: «Да я и сам весь такой – ни пылинки не пристанет».

*

Ярик семенил впереди, продолжая крепко сжимать подмышкой черную папку. Он то и дело нетерпеливо оглядывался на идущих позади Любу и Якоба, как будто нарочно отстающих. На самом деле, Люба действительно не торопилась на встречу с Ним. А Якобу было по большому счету плевать, как сложится дело, которое ему навязали. Гораздо большее удовольствие ему сейчас доставляло наблюдать за состоянием этой души, вырванной с того света столь бесцеремонным образом. И он признавал, что она великолепна: ни тени страха и смятения перед неведомым – лишь ярость и возмущение из-за нарушенного покоя и дикое желание выспаться.

«Смелая душонка, – размышлял он. – Может, и правда не все безродные сучки безнадежны?»

На подступах к крыльцу у Якоба зазвонил мобильный. Достав его из кармана, он пару раз ткнул пальцем в экран и с кем-то заговорил.

Не дождавшись окончания разговора, Люба выхватила у Якоба из рук диковинную плоскую прямоугольную штуковину со словами:

– Это что, телефон?

– Теперь это называется смартфоном. И да – он выполняет функцию телефона в том числе. У тебя скоро будет такой же. Но будь добра, впредь не трогай моих вещей.

Люба находилась на этом свете всего каких-то полчаса, но и за такое короткое время столь многое успело ее удивить. Этот мир был намного ярче и интереснее того, что она помнила.

«Только не поведись опять, как дура! – мысленно осадила она свой нахлынувший интерес к жизни. – А то посулят сейчас золотые горы и море удовольствий – а вместо этого отправят в сущий ад, как всегда».

*

Они прошли по вестибюлю, поднялись по лестнице и подошли к секретарю небесного Суда. Здесь Любу ожидало еще одно новшество: седой старик записал ее имя не в журнал, как обычно, а внес данные в какую-то электронную штуку размером раза в три больше смартфона. Потом подошла девушка в халате медсестры, с небольшим пластиковым контейнером с медикаментами и шприцами.

– Это еще зачем? – насторожилась Люба.

– Все в порядке, так надо, – сказал Якоб. – Теперь это необходимая часть регистрации на этом свете. Для облегчения геолокации.

– Чего?

– Так тебя легче будет найти на Карте жизни.

Медсестра наполнила шприц из ампулы прозрачной сверкающей жидкостью и сделала Любе укол в плечо. По телу разлилась странная нега, но ощущение так же быстро исчезло, как и появилось. Девушка залепила место укола круглым пластырем под цвет кожи.

– А тебе тоже такой укол ставили? – спросила Люба Якоба, с недоверием глядя вслед уходящей медсестре.

– Нет, я же ангел!

*

Люба не переставала удивляться. За той самой дверью, которая внушала трепет новоприбывшим и за которой выносили вердикты душам, на этот раз не оказалось… никого. Посередине залы, как и прежде, стоял длинный темного дерева полированный стол со скругленными краями, вокруг него – множество стульев. Во главе стола возвышался пустой сегодня трон. На стене за троном висела огромная то ли картина, то ли телевизор плоский, как картина. На экране транслировался пейзаж с лавандовым полем, позади которого виднелась голубая кромка далеких гор. Картинка была «живой»: над соцветиями лаванды порхали бабочки, выше в небе время от времени проносились птицы.

Якоб молча отодвинул стул.

– Разве никого больше не будет? – спросила Люба, садясь и озираясь.

– Все заседания теперь проходят по видеоконференцсвязи. Вэ-кэ-эс, – зачем-то зааббревиатурил он, словно чтобы самому не забыть. – Не волнуйся, нас отлично видно и слышно, – Якоб указал на какие-то круглые зеркальные штуки, висящие по углам зала. Люба догадалась, что это, должно быть, видеокамеры. Она видела что-то похожее в американских фильмах в прошлой жизни.

*

Ярик сел за стол, с торжественным видом распахнул черную папку и начал докладывать о всех жизнях Любы с момента ее первого появления на свет.

Она положила локти на стол, подперла подбородок кулаками и приготовилась к тому, что на этот раз будет не просто скучно, а смертельно скучно. Куда это годится – докладывать пустым стенам и стульям! А ведь в старые добрые времена для заблудших душ самым страшным испытанием в этой зале как раз-таки были муки совести и то, что предстояло смотреть ангелам в глаза.

Заседание продолжалось невыносимо долго, будто время остановилось. Ярик вещал, а Якоб время от времени дополнял нескончаемый доклад, который Люба слушала уже в десятый раз. Она с трудом отгоняла дрему.

– Да налейте же ей кофе! – услышала она чей-то возмущенный возглас и села прямо.

В появившейся ниоткуда кружке задымился ароматный напиток.

– Ближе к делу: зачем вы меня разбудили? У нас же был уговор, – не выдержала она, борясь с зевотой и отхлебывая из чашки.

Ярик заерзал на стуле: как она смеет так дерзить!

– Уговор? Кто ты такая, чтобы напоминать нам об уговорах! Мы дали слово – мы же его и забрали, – огрызнулся голос невидимого судьи.

Небо над лавандовым полем побагровело.

Ярик продолжил свой монолог, но Люба снова перебила:

– Предыстория мне известна. Зачем вы меня разбудили? – повторила она вопрос.

– Это необходимая формальность: ты должна выслушать все от начала до конца, – наклонившись к ее уху, шепотом терпеливо объяснил Якоб. – Итак, кхэ-кхэ… твоя девятая жизнь закончилась не совсем обычно: ты заключила сделку с высшими силами, чтобы, э-э-э… отдохнуть, – все же сократил он часть повествования, выхватив у потерявшего дар речи Ярика папку и действительно перейдя «ближе к делу».

– Вот именно! Я на протяжении девяти жизней хронически недосыпала. Разве я не отработала все свои кармические долги и не заслужила вечный покой?

Ярик сидел с открытым ртом и вылупленными от изумления глазами. Это переходило все границы! Почему ее за такое неуважение еще не испепелили на месте?

Якоб сделал глубокий вдох и взял себя в руки. Строптивость Любы начинала бесить даже его, славившегося невозмутимым спокойствием и бесстрастием к делам смертных. Его могли уличить в чопорности, тщеславии, даже высокомерии, но только не во вспыльчивости! Подобные чувства он считал проявлением малодушия. Но в отличие от неопытного юнца Ярика, он прекрасно знал, что в этом зале Любе ничего не грозит, как бы она себя не вела – смертные всегда отвечают только перед собственной совестью. Если она не боится, значит: а) она непревзойденно глупа – и это ее проблемы; б) на это есть веские причины. Пока он не отметал ни одну из версий.