Оставалась еще одна проблема. Какой-нибудь дотошный гаишник мог остановить меня и поинтересоваться, почему я езжу в наручнике, и почему второй не застегнут, как положено. Объяснять долго, откупаться нечем. Я потянулся к бардачку в поисках инструмента. Бардачок был набит всякой всячиной, сигарет, конечно, не оказалось, но инструмент лежал сверху и выглядел, как иностранный пистолет с глушителем.
Я вспомнил армию, ребят, наш ночной поход в горы. Тогда мы получили приказ и спасали совсем незнакомых девчонок. Спасать Ленку мне никто не приказывал.
Мне чуть не стало стыдно, но я все списал на усталость. Пусть эта маленькая мышка – вовсе и не мышка, пусть она утаила от меня что-то темное, но украли ее у меня, и шефом она называла меня, а не этого председателя племенного колхоза. Потом, не мешало бы выяснить, что, вообще, все это значит, и удовлетворить свое нездоровое детективное любопытство. Ну, и, наконец, я просто не мог уехать без денег, документов и сигарет.
Я сунул пистолет под куртку и направился в ближайший подъезд.
В замершем подъезде хлопок прозвучал, как выстрел. Мне показалось, что кисть оторвалась и, звякнув, упала на пол. В ответ на втором этаже звякнула и открылась дверь.
– Петро, это ты? – громко спросил мужской голос, и кто-то затопал по лестнице, крича: – Подожди, Петруха!
Я спрятал пистолет под куртку и пнул наручники в темный угол.
Домашний дядька в майке, шароварах и шлепанцах удивленно разглядывал меня с площадки первого этажа.
– А где Петро?
– Абдулла зарезал, – ответил я неприветливо.
Дверь наверху снова открылась, зашаркали шаги, раздался женский голос:
– Кто там – Петро?
– Нет, – ответил мужик.
– А кто?
– Да какой-то идиот.
– Так иди домой, шо там стоять?
Он пожал плечами, повернулся и побежал наверх. Я пожал плечами, поднял наручники и вышел во двор.
В чем они все пытаются меня убедить? В том, что по приезду к ним в Одессу легким морским бризом у меня сорвало крышу? Не согласен. Хотя, если под моей крышей подразумевать Клина, то вполне возможно.
Я сел в машину и внимательно осмотрел двор. Петрухи нигде не заметил.
Я усиленно боролся со сном на маленькой улице с односторонним движением, фонтаном и пианино не более часа. Он опять пришел с мальчишкой. Дедушка нес подмышкой теннисные ракетки, внучок стучал мячиком об асфальт. Такая лубочная картинка.
Они пересекли улицу прямо перед моим бампером, поднялись на террасу и уселись недалеко от ограды.
Панадол успокоил головную боль, но не чувство голода. Кроме того, хотелось спать и курить, хотелось сильно и одновременно.
Почувствовав желание, не спеши удовлетворить его. Так говаривал какой-то древний умник. Ясное дело, мужик некурящий, а перед изречением хорошо покушал и выспался. Может, он думал о женщинах, тогда – простительно.
Я тоже не спешил с удовлетворением, но ни о чем другом, как о сне и сигарете, думать просто не мог. Естественно, я опять не имел детального плана действий. Я не знал, что делать с мальчишкой. Не буду же я похищать Дедушку, что связано с нанесением легких телесных повреждений, на глазах у любящего внучка. Или пусть с детства привыкает к суровой действительности?
Мальчишка вел себя отвратительно. Он продолжал стучать мячом уже по столу и опрокинул бутылку с «Пепси». Пока Чего Изволите вытирал лужу, мальчик уполз за мячиком под соседний стол. Добрый и снисходительный Дедушка взирал на все это со специфической улыбкой, предназначенной любимым чадам.
