– Так ведь она не обитает? – Георгий почесал висок, соображая. – Значит, надо выставить ее барахло, быстренько поменять личинку замка и…
– И как тебе только не стыдно, Гаврила?! – возмутилась Маша.
– Как ты меня назвала?
– Я тебя еще не так назову! – Она пристукнула по столу чашкой, расплескав ее содержимое. – Какая-то невезучая одинокая девушка…
– Почему это сразу одинокая? – несогласно вставил Георгий.
– Будь у нее мужик, она не таскала бы тяжести сама! Может, и кошку не завела бы! Одинокая, не спорь, и невезучая: попалась на удочку мошенника…
– Сама виновата.
– Да кто бы говорил!
Маша швырнула в лужу чая на столе кухонное полотенце – сам, мол, вытирай! – и пошла к двери. Сдернула с одного рожка вешалки курточку, с другого – сумочку, бросила через плечо:
– Пока, Гаврила! – и выскочила из квартиры, хлопнув дверью.
Курточку, с трудом попадая в рукава, она надела уже на крыльце.
Темнело, припустил дождь. «Хана укладке», – подумала Маша и скрутила распущенные волосы в тугой узел. Зонта у нее не было – не помещался в парадно-выходную сумочку, а до метро, как она помнила, идти довольно далеко. Но в какую именно сторону?
Что-то загремело, Маша испуганно вскинула голову – только грозы ей сейчас не хватало! Но это был не гром: новый знакомый, продавец Юра закрывал стальные роллеты на окнах петшопа.
Одной рукой закрывал! Второй опять махал ей. И снова улыбался.
Маша перебежала двор, встала под козырьком, встряхнулась и уныло сказала:
– Привет.
– И снова здрасьте. – Юра закончил с роллетами и повернулся к ней. – Куда на ночь глядя?
– С братиком поссорилась. С Гаврилой. – Маша глянула на дом напротив: в светлом квадрате окна на седьмом этаже темнела фигура. Кажется, со скрещенными на груди руками. Гаврила изволили оскорбиться.
– А квартира съемная и идти некуда?
– Съемная, – подтвердила Маша, не вдаваясь в подробности.
– И у меня. – Юра заметил, что она дрожит. – Чаю хочешь? Горячего! – Тут он изобразил испуг: – Только пообещай, что не будешь ко мне приставать.
– Торжественно клянусь! – Маша стукнула себя в грудь кулачком. Мокрая куртка чавкнула.
– Ну смотри. – Юра играл сомнение, а сам уже доставал из кармана ключи. – Нарушишь клятву – мерзнуть тебе в аду.
– Надо говорить – гореть в аду. – Они уже бежали к подъезду, Юра тянул ее за руку.
– Так ведь жарким адом тебя сейчас не напугать, только ледяным!
В подъезде было сухо и тепло, у лифтов – никого. Они быстро поднялись на шестнадцатый этаж, вошли в квартиру, такую же маленькую и скудно меблированную, как у Георгия.
– Давай сюда. – Юра стянул с нее куртку. – На батарею положу. Туфли, если промокли, туда же, маленьких тапочек, извини, не завел, но вот шерстяные носки, сойдут за гольфы, а волосы можешь высушить феном, он в ванной.
Когда Маша, опять с распущенными волосами, вышла из ванной, в квартире пахло гречневой кашей.
– Надеюсь, ты ешь гречку с молоком, потому что масла у меня нет. – Юра выставил на стол дымящиеся тарелки и пакет. Отрезал ножницами уголок и отступил, любуясь сервировкой: – Как в лучших домах… Налетай! Я, признаться, голодный, как пес. На работе только собачьих сухариков погрыз, они, кстати, ничего, особенно если с пивом.
Под шутки-прибаутки гостеприимного хозяина Маша сама не заметила, как съела кашу и выпила чай.
– А теперь рассказывай, – свалив грязную посуду в мойку, серьезно сказал Юра. – Я же вижу – у тебя что-то случилось.
