Читать онлайн Кристина Лисовская - Дети единорогов: Дневник Первого

«Обалдеть», – только и пронеслось в голове у Артура, когда он ощупал свои клыки. Он очнулся на кровати в тесно обставленной комнатушке, в которую сквозь большое, не до конца прикрытое плотными зелёными занавесками окно пробирались первые солнечные лучи. В воздухе стоял очень приятный и ни на что непохожий запах. Обычно благовония вызывают мгновенные ассоциации с какими-то уже известными и успевшими понравиться вещами, но по отношению к этому аромату в голове не вырисовывалось ни одного хотя бы отдаленно походящего образа. Артур без труда нашёл то, что столь сладко для него пахло – стакан с красной жидкостью. Простой студент, а именно так с уверенностью мог описать себя молодой человек буквально четверть суток назад, растерянно усмехнулся мгновенно возникшей догадке о том, что перед ним не просто красная водичка и даже не томатный сок. Размышления прервал вернувшийся хозяин квартиры, судя по ощутимо уменьшившейся тревожности, которой было преисполнено его круглое лицо до звонка, разговор прошёл успешно.

– Сейчас к нам прибежит Света, и решим, что будем делать дальше, – сообщил Макс, присев на стул возле своего друга. – Ты пей, а не смотри.

– Можно было догадаться, что она тоже вампир, – сказал Артур и взял в руки стакан. Его одновременно мучили жажда и голод, но вопрос, откуда у Макса появилось так много крови, помешал сразу прикончить эту жгучую парочку. «Лабораторию ограбил», – успокоил себя Артур и сделал первый глоток, за ним тут же последовал второй, а потом и третий. – И что, мне теперь придётся прятаться от солнца? Спать в гробу? Я не смогу приходить на вписки без приглашения?

– Нет, ничего из этого. И, кстати, при Свете, да и вообще при наших, слова «вампир» не говори.

– Я даже предположить не мог, что ты славянофил, и больше предпочитаешь, исконно русское «упырь», – усмехнулся Артур. Ему пришла идея наградить своего друга этой кличкой, но он быстро от неё отказался. Если «вампир» благодаря современной поп-культуре и Сумеркам, в частности, ещё как-то применимо к пареньку с торчащими в стороны волосами и вечной расслабленной улыбкой, даже несмотря на то, что Макс и не имел достаточно пафоса ни во внешности, ни в характере, то «упырь» не вязался с ним никаким боком. Упырями Артуру представлялись восставшие трупы со всеми присущими их положению физиологическими особенностями: трупными пятнами, вздувшимся телом, пожелтевшими белками глаз и так далее.

– Тоже такое себе, – весело поморщился Макс. – Просто пойми, у нас это слово считается ругательным, да и всякие упыри да вурдалаки тоже не приветствуются.

– И как же вы… то есть мы, называемся?

– Никак. Если тебе надо назвать кого-то из наших, так и скажи «наши», тебя кто угодно поймёт.

– А если мне надо будет описать кого-то из «наших» кому-то «не нашему»?

– Зачем это? Люди не обрадуются, если узнают, что им приходится терпеть слабость, только потому что тебе жрать приспичило. Так что, всё о наших только между нашими или только с теми, кто скоро ими станет. – Конец фразы заинтересовал Артура, ему уже хотелось расспросить подробнее, но его товарищ, как будто предугадав это желание, добавил: – Но таких людей не будет, потому что ещё одну каплю слюны единорога нам никто не даст.

В Майами лучше быть жаворонком, чем совой. По утрам в этом городе было находиться особенно приятно: солнце уже освещало просторные пока тихие улицы, но ещё не успело их достаточно прогреть. Многим жителям отеля этот факт был известен, поэтому в девять утра большая их часть либо собирала пляжные сумки, либо уже спешила окунуться в тёплые волны (а, может быть, всё дело было в том, что час завтрака, входящего в горячие путевки, начинался в восемь). Обитатели двадцать седьмого номера отличались от других постояльцев. Молодой парень с выкрашенными в фиолетовый и красный цвет волосами, подчеркивающими и без того смазливое лицо, с которым самое то заниматься косплеем персонажей японских мультфильмов, бодрствовал уже не первый час. Он сидел за столом и что-то рассматривал на экране ноутбука. Тем же самым, смотря на другой монитор, занималась, устроившаяся рядом девушка, выглядящая, хоть и не столь кричаще, как её сосед, но не менее необычно. Ноги постоялицы прикрывали свободные камуфляжные брюки, они логично продолжали образ, который создавал короткий даже для мужчины ежик тёмных волос, но не вязались в умах обывателей с розовой майкой, прикрывавшей грудь, о которой мечтает каждая поклонница модных журналов.

Артур не переставал удивляться тому, как славно у историков получилось смоделировать электронную версию музея. Бродить по нему – то же, что проходить добротно сделанную игру, глаз радовала и графика, и дизайн, не хватало только атмосферной музыки. Одним из экспонатов была старая рукописная книга, потертые желтые страницы обрамляла простая кожаная обложка без каких-либо излишеств. Описание сообщало посетителям сайта, что перед ними проекция польской рукописи, написанной примерно в конце пятнадцатого века, дневника Первого. Две гиперссылки предлагали ознакомиться с его текстом, Артур по очереди открыл обе, одна была оригиналом, вторая – переводом на английский.

– Блин, – вырвалось у парня, который уже успел обрадоваться находке. – Доминика, может, ты знаешь, почему я стал по-человечески учить английский только сейчас?

– Потому что, мы переехали в Америку? – ответила вопросом на вопрос девушка, не отводя взгляда розовых глаз от экрана.

– Логично. Ты застала Первого?

– Да, но я не думаю, что расскажу тебе о нём больше, чем Света.

– Мы с ней о нём не говорили, было слишком много более насущных проблем, – улыбнулся Артур.

Несмотря на то, что с обращения молодого человека прошло чуть больше месяца, у него до сих пор не укладывалось в голове, что за плечами его знакомых прошлое длиною в несколько человеческих жизней. Макс-раздолбай, знающий особенности всех сортов травы не производил впечатление человека, прожившего сто лет. То же самое можно было сказать и о сияющей жизнерадостной улыбкой Свете, выглядящей как только-только вступившая во взрослую жизнь первая красавица школы. В её поведении невозможно было углядеть какого-либо высокомерия или самолюбования, хотя такие черты скорее всего должны были выступить в характере той, что лично наблюдала, как окончились пять веков.

– Первый, похоже, легендарная личность. Кем он был? Жив ли он сейчас?

– Да кем он только не был. Сейчас, погоди секунду, – Доминика дочитала последний абзац статьи об особенностях этики США и только потом продолжила: – Если Первый и жив, то за всё это время он никак не давал о себе знать.

– Очень жаль, было бы интересно с ним пообщаться, особенно, если учесть, что дневник я смогу прочитать только через пару лет, с моим-то английским.

– Мне кажется, что ты себя принижаешь, у тебя не такой уж плохой уровень. К тому же, если что я рядом, мне несложно что-то помочь перевести.

– Ты просто чудо, – сказал Артур и вышел из режима симуляции, кликнув по гиперссылке. – Можешь мне ответить на один вопрос, прежде чем я начну читать? У Первого были какие-нибудь особенности типа заикания или, может, шрама в форме молнии?

– Нет, – прозвучало с недоумевающей усмешкой. – А что?

– Да просто интересно как можно больше узнать, что представляла из себя такая одиозная личность.

– Ну, он выглядел довольно обычно. Худой, светловолосый, не самый высокий, но и повыше Джона будет. Со скулами, не такими приметными, как у Влада, но всё равно запоминающимися, возможно, потому что раньше мало кто из простых людей мог такой чертой похвастаться.

– Кстати, я до сих пор не могу поверить, что человек может так сильно измениться.

– Ты о чём?

– Да я про Влада. Я не раз слышал, что ещё в Англии дворянские заморочки от него не отлипли, прошло не больше тридцати лет, а у меня первое впечатление – типичный работяга с купчаги.

– Он в России достаточно тяжёлый период для себя переживал. Мы со Светой не привыкли на него как-то давить, да и неправильно это. Слушай, я хотела за кофе спуститься, может, составишь мне компанию?

– Давай, – пожал плечами Артур, кинув взгляд на правый нижний угол экрана, где красовались цифры 9:20. – Как раз туристы должны были разойтись уже.

– Кстати, мне очень приятно, что ты так увлёкся нашей историей. Просто я смотрю на тебя и понимаю, ради чего была вместе с теми, кто в прошлом веке создавал кружок, – Доминика отыскала на столе свою банковскую карточку.

– О, расскажи подробнее.

– Сейчас, – историк ткнула пальцем сначала на «i», потом на «n», благодаря чему полностью переименовала Влада в Мартина, убрала телефон в карман, и подошла к товарищу, позволив ему закрыть номер.

20 мая

Первая страница нового дневника и жизнь с чистого листа! Наконец-то. Больше никаких сектантских книжек, никаких ритуалов, никаких испытаний, никаких криков, никаких смертей и никаких новых проклятий. НИ-КА-КИХ. Только я, полумаска, лютня и шляпа. Может быть, моё решение было не самым взвешенным, но зато я могу быть уверен, что теперь не буду видеть в своих снах новые кошмары. Давно не ощущал такой радости, нужно было спасти себя раньше.

Спустя полдня пути сумел попросить остановиться мимо проезжающую повозку. Мужик сказал, что к следующей ночи доберемся до деревни. Побеги я на своих других, то оказался б там раньше, но я совсем не понимаю, зачем нужно торопиться, если за тридцать с лишним лет мое тело никак не изменилось. Теперь я смогу наконец рассмотреть те виды, которые мы с Сэмом пропустили, потому что все они сливались в единую разноцветную кляксу.

Итак, такого поворота событий ничего не предвещало. Я подбирал песню, которую недавно услышал (так и не доподбирал), а Сэм читал колдовскую книжку, которую позавчера выменял у нашего нового знакомого. В какой-то момент он попросил меня подойти, я выполнил его просьбу, книга была открыта на описании снятия венца безбрачия. Ритуал заключался в том, чтобы окропить лицо проклятого человека кровью так, чтобы капли обязательно попали на глаза, зубы и брови, а потом сказать какую-то белиберду. Сэм попросил меня это сделать и протянул мне флягу с его кровью, но я отказался. Вот чего ради? В чем смех раз за разом просить меня о каких-то действиях, уже заранее зная, что я не стану этого делать? Последнее время мне начинает казаться, что он не издевается, а реально плевал на себя. Проводить всю эту туфту над другими, когда не веришь в успех ни одной из начатых затей, вечно твердить о том, что мы не должны оставлять свидетелей, а потом желать подвергнуть опасности самого себя – вот он чуткий и проницательный ум проверенного годами знахаря. На мой отказ Сэм принялся говорить всякие грубости, очевидно, что он шутил, и самой правильной реакцией было бы пошутить в ответ, однако настроения дурачиться совсем не было. Не так давно Сэм на живую резал только что проклятого человека, я поил его кроличьей кровью, и мы смотрели, как его органы насыщались цветом, еще через пару дней мне пришлось убить охотника, потому что тот увидел Сэма вонзившего зубы в белку. Этому дураку хоть бы хны: «убили – забыли, другого выбора не было», – но другой выбор был. Каждый раз, когда мы делали зло, у нас была возможность поступить иначе, просто никто из нас не захотел остановиться хотя бы на пару мгновений, чтобы её увидеть. Такие рассуждения неприятны, но правда остаётся правдой, независимо от того хотят её принимать или предпочитают игнорировать. Мы сами выбрали пути убийц, неважно ради чего. Ради пропитания, ради безопасности, ради врачевания, ради того, чтобы докопаться до истины, ради освобождения, ради… я могу выдумать сотню другую причин, но ни одна не сможет оправдать того, кто отобрал жизнь у другого человека. А в нашем случае – у других людей. Вместо того, чтобы раскаяться, мы сделали это снова, и снова… Судя по всему, из нас двоих подобные мысли мучают только меня. Я молча выслушал хохмы Сэма и вернулся к своему делу, он спросил, что со мной, я не стал врать и сказал, что тревожно мне за то, что мы делали на этой неделе. Естественно, в ответ я услышал оправдания. Меня даже больше взбесили не его слова, а то, насколько спокойно он их произносит, как будто это такая-же обыденность, как и солнце, встающее по утрам. Мы рассорились, он собирался уйти скорее всего в направлении питейной, но я остановил его и высказал все, чем я испачкал не один предыдущий дневник. Сказал и про бессердечность, и про лицемерие, и про высокомерие, сделать это оказалось куда легче, чем я представлял. Что странно, так это то, что Сэм не перебил меня, не стал перечислять мои пороки в ответ, даже оправдываться не стал. Он просто спросил, что я хочу делать дальше, а я ответил, что не хочу впредь иметь с ним общих дел. Это был наш последний разговор. Мы поделили деньги и слюну единорогов, а потом Сэм ушел, оставив меня думать, в какое место мне отправиться завтра (сегодня).