О боги. Острый запах опаленной плоти ударяет в нос, когда надсмотрщик бьет мальчика по спине. Дымок вьется над кожей, пока несчастный пытается встать на колени. От жуткого зрелища у меня немеют пальцы, но я вспоминаю о работах, которые могут мне предстоять.
Вперед. Я заставляю себя двигаться, хотя сердце уходит в пятки. Пошевеливайся или окажешься на его месте.
Я спешу к центру Лагоса, стараясь не замечать запаха сливных стоков, текущих по улицам трущоб. Когда я достигаю синих зданий торгового квартала, вонь сменяется ароматом сладкого хлеба и корицы, и желудок урчит от голода. Я готовлю себя к предстоящей торговле. Центральный рынок впереди гудит тысячей голосов, и я замираю, когда вижу его.
Неважно, как часто мы с папой продавали здесь крупную рыбу, безумие этого рынка не перестает меня удивлять. На нем, более шумном, чем улицы Лагоса, можно купить любой товар, известный в Орише. Целый ряд занимает пшеница с огромных полей Мины, сразу за ней торгуют восхитительным железом с фабрик Гомбе. Я шагаю в толпе мимо прилавков, наслаждаясь запахом жареных бананов.
Навострив уши, пытаюсь понять, как здесь торговаться, и узнать скорость заключения каждой сделки. Передо мной разворачивается настоящая битва, где слова режут, как ножи. Кажется, они смертоносней тех, которыми пользуются в Илорин. Здесь нет места уступкам. Только нажива.
Я прохожу мимо деревянных загонов с детенышами гепанэра, улыбаясь при виде тоненьких рожек над их головами. Пробираюсь мимо тележек с узорной тканью и, наконец, достигаю рыбного рынка.
– Сорок медных монет.
– За тигровую рыбу?
– Тридцать и ни монетой больше!
Торговцы кричат так громко, что я едва могу думать. Нет, это не плавучий рынок Илорин. Честной торговле здесь не место. Прикусив губу, изучаю толпу. Мне нужен знак. Нужен какой-нибудь богатый дурак…
– Форель?! – кричит мужчина. – Разве я похож на того, кто ест форель?
Я поворачиваюсь к пухлому аристократу в темно-пурпурной дашики. Его ореховые глаза сузились от гнева. Он смотрит на торговца-косидана так, словно только что получил смертельное оскорбление.
– У меня есть морской петух, – предлагает тот, – камбала, большеротый окунь…
– Я сказал, что хочу рыбу-меч, – обрывает его аристократ. – Мой слуга говорит, ты отказываешься ее продавать.
– Сейчас не сезон.
– Но ведь король ест ее каждую ночь.
Торговец чешет затылок:
– Если рыбу-меч ловят, ее тут же отправляют во дворец. Это закон.
Лицо аристократа вспыхивает от гнева, и он достает маленький бархатный кошелек.
– Сколько за нее предлагают? – Он звенит монетами. – Я заплачу двойную цену.
Торговец алчно смотрит на кошелек, но не соглашается:
– Мне нельзя рисковать.
– А мне можно! – кричу я.
Аристократ поворачивается ко мне и с недоверием прищуривается. Я жестом подзываю его, уводя от прилавка.
– У тебя есть рыба-меч? – спрашивает он.
– Лучше. То, что больше никто не сможет вам предложить.
Его глаза округляются, и я ощущаю азарт, который появляется, когда рыбка вот-вот заглотнет наживку. Аккуратно разворачиваю парусника и держу его на свету так, чтобы чешуя заблестела.
– О боже! – вырывается у аристократа. – Она чудесна.
– И намного вкуснее, чем выглядит. Краснохвостый парусник прямо с берегов Илорин. Сейчас не их сезон, так что будьте уверены, даже король сегодня ей не поужинает.
Лицо аристократа расплывается в улыбке, и я понимаю, что он на крючке. Мужчина достает кошелек.
