Вдобавок к тому, что питерская пасмурная погода и без того обкрадывала нас всех на солнечный свет, на улице ещё и начинало темнеть. Мы ехали в сторону Площади Александра Невского всей гурьбой на трамвае «зайцем», уютно расположившись на задней площадке. На одной из остановок, заметив, что мы так и не пробили в компостере проездные талоны, водитель трамвая – пожилая женщина – по громкоговорителю объявила, что ни куда не поедет, пока мы или не заплатим, или не сойдём. Однако под давлением общественности…
– Езжай! Мы-то здесь причём? – нервно кричал какой-то дед-пассажир.
– Поехали, тётя! С тебя, что, убудет? – вторил ему пассажир-дядька.
– Я спешу к больному мужу – он в Боткина лежит! – верещала на средней площадке пассажир-бабка.
…короче, под давлением общественности двери трамвая закрылись и мы поехали. А выходить мы всё равно ни куда и не собирались, так как Майкл сквозь зубы процедил нам всем даже не дёргаться. И было совершенно ясно, почему в этой маленькой «Республике ШкИД»25 Майкл был главным – он был суровым, но справедливым и мудрым вожаком.
Я до сих пор вспоминаю его слова про выбор в жизни, и часто они выводят меня из ступора, когда моя жизнь предоставляет мне возможность что-то выбрать, как русскому витязю на распутье дорог. И выбираю я в итоге то, что сделает более светлым моё будущее, а не настоящее.
Мы доехали до Александра Невского, и вышли, как только трамвай завернул на Херсонскую улицу. Вдоль красного кирпичного забора, за которым находился «Хлебозавод им. 10-летия Октября» (ныне «Каравай»), мы дошли до Херсонского проезда, прошагали по нему метров сто, и Майкл остановился.
– Ну что, братва, за хлебом? – негромко сказал он, посмотрел на нас с Косым и улыбнулся – Через забор перелезаем здесь. Кто из вас двоих на палеве26?
– Кнопа! – ответили мы с Серёгой опять хором. Это вышло так неожиданно и прикольно, что все рассмеялись.
– Очень хорошо! – одобрил наш выбор Майкл. – Свои ребята! Тогда, Кнопа, ты, как всегда, заступаешь на дежурство. Все остальные – за мной. Условный знак на «добро» – мяуканье, на «шухер» – собачий лай, «как дела?» – утка! Серый, Лёха, запомнили?
Мы кивнули, и Майкл полез на забор. Перекинув через ограду одну ногу, он осмотрелся по сторонам. Убедившись, что ни кого нет, Майкл мяукнул и спрыгнул на ту сторону. Вслед за ним полезли все остальные, в том числе и мы с Серёгой.
Вообще, конечно, на такие подвиги я и Косой шли впервые в жизни, и наше самообладание несколько подрагивало, словно паучок на паутине от порывов ветра. Однако мы держались молодцами – западло было падать лицом в грязь.
Не знаю почему, но лично я испытывал какое-то уважение к этим ребятам, которые нашли в себе смелость удрать из детского дома, где, как я понял, с ними обходились отвратительно. Нашли в себе мужество начать самостоятельную, пусть поначалу и такую несладкую, жизнь. Не знаю, конечно, какая судьба их ждёт в будущем, но такие присутствующие в них качества, как смелость, справедливость и сплочённость обязательно помогут им найти себя на этом трудном пути.
Попрыгав с забора, мы все устремились за Майклом, который уже подбежал к одному из цехов, и махал нам рукой. Майкл стоял рядом с большой вентиляционной улиткой, за которой прятался квадратный люк, ведущий куда-то внутрь цеха. Петли люка слегка скрипнули, когда Майкл открыл дверцу. Он заглянул внутрь, всё осмотрел и издал довольное мяуканье.
