Время приближалось к обеду. Мороз немного ослаб. Это чувствовалось по тому, как иначе стал звенеть воздух, как плавали в этом воздухе звуки. Скоро ударят в рельсу возле сторожки, и вся бригада подтянется за пайкой. Снова есть на холоде моментально остывающий суп, коченеющую кашу и грызть жалкую «таблетку» сливочного масла, твердую, как подшипник.
И вдруг действительно ударили в рельсу – но не так, как на обед, постоянным боем, а два раза, потом еще два, и еще два – через небольшие паузы. Это был сигнал внимания, по которому заключенным тоже необходимо быстро собираться у сторожки. Игорь с Алексеем оглянулись – все уже двигались к месту сбора. Тогда поднялись и они. И через десять минут узнали, что в ста метрах от места повала, на соседней делянке, где работала сегодня другая бригада, обнаружили труп Ерохина или Самохина. Кто теперь его фамилию правильно вспомнит?
Окоченевшее тело, согнутое в пояснице и коленях, уже перетащили к сторожке и накрыли куском брезента.
– Я лицо видел, – шепнул Воробей Сапожникову, когда тот подошел. – Белое, как смерть.
– Было бы странно, если бы на щеках мертвеца играл румянец, – сказал Алексей.
– А может, он, как мамонт из вечной мерзлоты? Может, его еще оживить можно?
– Да, оживить и за побег новый срок добавить, – хмуро пошутил Сапожников.
– Кто нашел? – спросил Игорь.
– Одиннадцатая бригада, – ответил Воробей. – Через делянку от нас, вон там. – Он указал рукой в сторону. Потом вздохнул и как-то жалобно произнес: – Вот так: жил человек себе на уме, никому не мешал, и вдруг бац – и покойник.
– Не фиг было по-дурному колесами шевелить, – заключил Зебра. Он подошел в числе последних, брезгливо посмотрел на тело, накрытое линялым куском брезента с дырой. В эту дыру просвечивала мраморно-белая кисть мертвеца. – Надо было присмотреться поначалу, притереться, может быть, понт урвать. И если уж костыли щупать, то уж никак не зимой. Одним словом – фаля!
– А ты когда бежать собираешься? – вдруг негромко, с ехидцей, спросил прапорщик Дочкин, прищурившись. – Грамотный, я погляжу. Все знаешь.
– Да я, гражданин начальник, так просто, для комментария, – оправдался Конкин. – А что, уже и слова сказать нельзя!
– Значит так! – повысил голос Дочкин. – Все собрались? Семнадцатая бригада, я спрашиваю: все?
– Все, – ответили из толпы.
– Значит, так, – повторил старший охранник, дотрагиваясь рукой до кобуры пистолета, и косясь в сторону трупа, – эта спортивная ходьба портит нам показатели статистики. Надеюсь, всем понятно? Если есть кто-то умный, чтобы такой подвиг повторить, выходи прямо сейчас. Уверяю, что пулю в лоб пущу без колебаний. От пули умереть легче, чем от голодной смерти или там замерзнуть в лесу. Всем понятно?
Ответом было молчание.
– Всем понятно, – утвердил прапорщик. – Значит так. Сейчас обедать, потом полчаса перекур, и снова на плантацию! Что-то вы сегодня слабо валите. Великанов, Конкин, почему так?
«Лёлик» Великанов пожал плечами.
– А что я? – отозвался Зебра.
– Чтобы мне, это, после обеда до конца делянки дошли! Я лично перед концом смены у квартального столба стоять буду и наблюдать. Вопросы есть?
– Есть, – раздалось из толпы.
– Кто там прячется? – вытянул шею Дочкин.
– Я это, гражданин начальник. – Ушумов шагнул вперед. – Чего сказать хотел. Нельзя нам дальше в тайгу идти. Слышал, что местные жители эти места гиблыми называют. Что-то не так здесь, в этих местах. Боязно.
