Изя напрягся. Рука потянулась к тревожной кнопке.
– Свои, Изя, свои, – я криком подавил его инстинкт спасения.
В гостиничном номере мы метнули на стол остатки московской колбасы, икру и водку. Таксисты пили стаканами. Навыки были явно не потеряны. Все кончилось фаршированной рыбой у Фимы дома, в Нью-Джерси.
– Это вам, мама, – сказал Фима и одел на пухлое запястье своей тещи мои командирские часы.
Рыба стоила того.
Теперь безденежье накрыло нас новой волной здесь, в Дулуте. В этот раз Слава взял всю инициативу на себя.
– Я продумал операцию до деталей, – Слава был в азарте. – Утром профессор поедет в университет читать лекцию. Витя с ним. Дана – за рулем. Главное – отшить Криса.
– Только не стрелять! – мне затея не нравилась, но денег хотелось очень.
– Уберем его без шума, – Слава даже не улыбнулся. Он был готов на все. – Возле порта попросимся на лужайку. Типа воздухом подышать. Чего нам профессору мешать. Они отвалят – мы мухой в лавку. Времени вагон. Еще пивка дернем. Ты главное не корчи заговорщицки рожи. Все должно быть расслаблено. В лавке я договорился, товар примут.
И утро наступило. Вначале все шло по плану. Всей командой загрузились в минивен. Дана за рулем. Крис – рядом с ней. Он выглядел добродушно.
– Хай, Саша, – Крис хлопнул меня при встрече по плечу и заговорщицки подмигнул.
Легкое панибратство Криса я прочитал по-своему: типа, знаю я ваши прохиндейские замыслы. Теперь ты под колпаком, парень.
Машина приближалась к порту.
– Сань, может, на травке поваляемся. Товарищей подождем? – Слава непринужденно приступил к реализации плана. – Профессор, не возражаете, мы Вас покинем? Дана, заберешь нас на обратном пути?
Дана, молча, кивнула. Крис не обернулся, но я почувствовал, как он напрягся. Начиналась его работа.
Мы выгрузились из машины и устроились на лужайке под деревом. Солнечным ранним утром мы были одинокими загорающими. Никакой конспирации.
– Лавочник придет в десять, – сказал Слава и с наслаждением растянулся на траве.
Вход в магазинчик был нам хорошо виден. Часы показывали десять. К заветной двери никто не приближался.
– Наплевать буржую на голодающих совков. Между прочим, издалека пилили, – пробурчал Слава.
Я был готов спасовать. Предчувствие было плохим. Впрочем, что здесь такого: сдать в лавку барахлишко. Вчера встретили местного университетского профессора. Он в порту пирожки продавал в свободное время. И никакого стеснения. У него пирожки, а у меня Рублев в альбоме. Нет разницы: всего лишь вопрос выживания.
Фантазия рисовала джинсы, радиотелефон и магнитофон «Сони».
– Удивительно, – подумал я. – Вот оно наследие прошлого. Прошли столетия, а я за Рублева гонорар получаю.
Слава открыл глаза ровно в ту минуту, когда лавочник подошел к двери магазина.
– Понеслась, – рванулся Слава. Я потянулся за ним. Мешок с товаром лежал гирей на душе. И все же, я был готов ко грехопадению.
Лавочник оказался мелковат ростом. Чистенький такой, гладенький, как пузырь жевательной резинки. Слава вел себя по-свойски. Хлопнул его по плечу. Залепил какую-то шутку про супружеский долг. Вывалил из сумки на прилавок весь наш хлам.
Тихий американец выглядел жертвой рэкета. Хохломские ложки, матрешки, виды мавзолея в открытках явно не подходили по стилю его антикварной лавке.
– Ручная работа, сибирская сосна, – набивал цену Слава, откручивая голову матрешке.
Дерево ушло по пятерке. За альбом икон американец дал двести долларов. Это была хорошая цена. За такие деньги Рублев бы откупился от монголов.
