Эбигейл заставила себя смириться. Она убеждала себя, что уехать из Квайтстона для мисс Бёрбал скорее даже больше подарок, чем наказание, и теперь добродушная женщина точно будет в порядке. Да, им будет тяжело без её искренней заботы… Но нельзя ведь оказаться для общества такой эгоисткой! Она тяжело засопела, сделала несколько вдохов, а потом поднялась с кровати и завернула в гардеробную, чтобы переодеться ко сну.
Разумеется, спать она ещё не собиралась, но так будет комфортнее. Натянув на себя сорочку в пол, в мелкий горох, Эбигейл залезла за письменный стол и открыв одну из своих тетрадей, своим корявым детским подчерком стала писать об ещё одном дне своей жизни. На бумагу она хотела вылить всё! Все свои обиды, переживания, жажду справедливости, слёзы, которых не допускала у себя вживую… Но рука уставала раньше, чем заканчивался этот несчастный список. «Может, это и к лучшему?» – думала про себя Эбигейл. – «Меньше останется негатива на долгую память… Буду перечитывать лет через тридцать, и радоваться, что всё было не так плохо, как ощущаю я это сейчас…»
В дверь постучали. Эбигейл со скоростью маленького ядерного реактора захлопнула свою тетрадь и спрятала её под ближайшую книгу – Маугли.
– Войдите. – попросила она с невозмутимым видом. В комнату зашла Мэй с подносом в руках.
– Ваше молоко с мёдом и овсяное печенье, мисс Томпсон. – Мэй поставила на тумбочку у кровати блюдце с печеньем и стакан молока, а затем, развернулась к девочке. – Принести Вам грелку? Ночь обещает быть холодной.
– Нет, спасибо, Мэй. – коротко отказалась Эбигейл и вышла из-за рабочего стола. – Меня всё устраивает. Доброй тебе ночи.
– И Вам, мисс Томпсон. – Мэй сделала небольшой книксен и покинула комнату.
Эбигейл усмехнулась этому представлению. В течение дня и Мэй и Анна могут разговаривать с детьми, как с равными, и только для вечера и утра есть установленные мисс Вайолд стандартны. Старуха говорит, что это для того, чтобы дети привыкали, что они выше по праву своего происхождения и чтоб учились общаться с прислугой. Какая же ерунда, на взгляд Эбигейл! Она жадно проглотила одну печеньку за другой, запивая их сладким молоком. Всё-таки недоеденный ужин и отсутствующий обед давал о себе знать. Отставив посуду подальше, она откинула одеяло с постели и опустилась на колени перед кроватью, сцепила руки в замок, помолчала минуту, а затем стала шептать:
– Господи Боже, ты слышишь просьбы всех молящих. – она зажмурила глаза, будто верила, что если не видеть реальности, молитва сработает лучше. – Прошу тебя, помоги всем запутавшимся на своём пути найти дорогу домой, всем голодным послать кусок хлеба к обеду, всем отрешённым даровать справедливость… Все люди заслуживают твоего прощения, Господи. Так прости же меня, моих брата и сестру, и особенно моих родителей. Они грешат не со зла, я в это верю… Просто, им нужна твоя помощь. Пошли их душам свет и прозрение. Ведь они, как и мы, дети твои и ты за нас в ответе. Не позволь нам заблудиться в этом мире. Аминь.
Эбигейл осторожно открыла глаза, сначала один, а потом другой, точно хотела убедиться, что всё ещё находится в этом мире, а затем, шустро выключила свет в торшере и юркнула под одеяло, чтобы все её страхи и монстры, что жили под кроватью и в стенах Квайтстона, не могли до неё добраться. Ведь всем известно, что одеяло – самый мощный барьер от всего дурного.
