Такие переговоры не затянуть. Лохмач молод, но не глуп, он не станет вертеть круг без точила, и он торопится: Скадария не должна помешать вывезти добычу, а добыча будет у брода уже скоро.
– Не можешь решить сам, иди назад. Быстро. Пусть решит старый вождь, но решит, пока солнце здесь.
– Нет. – Вот так, спокойно и коротко, но скерат не договорил. Он готовился, он думал… Начал с обещаний, теперь в ход пойдут угрозы.
– Завтра снова будем вас убивать. – Светлые наглые глаза, светлые лохмы, прямой нос… Не зверь, не урод даже в своих лентах. Обрей и отмой – будет человек как человек…
– Ты не отвечаешь, пахарь.
– Я слушаю.
– Слушай. Завтра я снова буду давать вам жизнь, но свободы уже не дам. Снова будете глупыми – все на своём холме сдохнете.
– Время решит, кому сдохнуть раньше.
– Я – Артайт, сын Банýрта. Я возьму вашу крепость и перережу глотку вашему трусливому вождю, как барану. Я выгоню из-за стен глупых «пахарей» и запрягу в телеги. Я…
Значит, Артайт… Тит зевнул. Это было оскорблением, хоть и случайным – младший трибун в самом деле устал до невозможности.
– Запряжёшь? – Дипломатии здесь места нет, но и площадной перебранки не будет. – Лучше выпей Перонт. Это проще.
Стоявший за плечом Мезий одобрительно крякнул, а Спентад повернулся и мерным шагом легионера пошёл к болтавшейся на стене верёвке. Стрелы в спину он не опасался, зато предстоящий подъём казался кошмаром.
Конец ночи ознаменовался переполохом. Судя по громкому многоголосому ржанию, конскому топоту, гаму и суматохе в скератском лагере, один из табунов взбесился и помчался прямо на шатры. Велики ли были потери, из крепости понять не удалось, но на штурм в тот день кочевники не пошли.
Зато пошли на следующий, и день этот стал самым жестоким из всех. Шесть раз степняки, буквально засыпая стрелами стены, лезли вверх, шесть раз их сбрасывали. Последний приступ мог кончиться плохо. Очень. Спасла резервная полусотня, которую Приск повёл в бой лично. Скадария устояла благодаря коменданту и наступившей темноте – скераты не решились на штурм без поддержки лучников, а штурм этот мог оказаться успешным. Не оказался.
Титу снова повезло. Стрела ударила в кладку возле самой щеки, стрела сломалась о нагрудник, стрела отскочила от подбородника шлема, стрела впилась в глаз стоящему рядом мечнику, а Спентад мог жаловаться разве что на ломоту в уставших костях и на нехватку людей на «своей» стене. Последнее было бессмысленно: Приск и так знал о потерях, знали это и уцелевшие офицеры. Все шестеро, считая натёршего ноги Фертара и двоих раненых, вернувшихся на стены в разгар свалки.
– Сенат бы сюда! – проворчал Мезий, после «переговоров» ставший помощником Тита, в свою очередь ставшего помощником коменданта. Первым – Сервий погиб, и его утащили за конюшни вместе с доброй сотней солдат. К ночи на ногах осталось меньше половины гарнизона, три из пяти камнемётов были разрушены, а оба уцелевших без толку торчали на приречной стене. Смола кончалась, запас стрел можно было растянуть на пару дней, но одними стрелами жив не будешь…
– Сенат, говоришь? – Тит представил значительные морды и роскошные тоги на песчаниковых стенах и не плюнул лишь потому, что устал. – Меняю Сенат на солдат… Ещё один такой день – и всё. Драться будет некому.
– Если б мы могли обрушить Скадарию на головы скератам, как титаны обрушили Стурнон! – завёл свою песню Фертар. – Наша смерть стала бы победой, и даже враги склонились бы перед нами…
