Дети Времени всемогущего - страница 32



Девушка закусила губу, прогоняя навязчивые слёзы, и вернулась в дом. В углу судья Харитон все ещё договаривался с матерью и бабушкой о жертвенных курах. Больше в зале не было никого – харчевня поутру пустовала, это позже в неё набивались переделавшие дневные дела мужчины, но ими занимались старшие.

Мать быстро обернулась на скрип, увидела Агапе, ничего не сказала. Судья неторопливо поднялся, оправил отороченный мехом плащ и прошествовал к выходу, одарив Агапе милостивой улыбкой. Девушка заученно поклонилась. Бабушка пошла провожать важного гостя, мать принялась убирать со стола.

– Агапе, – вдруг спросила она, – помнишь старшего писца Карпофóра?

Агапе помнила. Мать вытерла руки и велела сесть.

– Судья будет доволен, если ты выйдешь за него замуж. Судья очень ценит усердие Карпофора и хочет поселить в своём доме, но живущий в доме писец не может быть холостым.

Почему Харитон ходит в харчевню сам, а не присылает домоправителя, Агапе понимала. На это её невеликого опыта хватало, да и подружки постарались – объяснили. Судья был немолод, богат и имел родичей в столице. Он привык получать, что хотел, и восемь лет назад взял в жены первую местную красавицу. Елена всё ещё была хороша, но Харитону жены было мало, в деревне об этом судачили на каждом углу…

– Опять молчит! – Мать с силой шваркнула на стол медный поднос. – Ох и удружило мне Времечко со старшенькой! Истукан ходячий… Может, ты ещё и оглохла? Судья Харитон хочет…

– Хочет-перехочет! – отцовский рёв раздался неожиданно, так неожиданно, что мать вздрогнула. – Скот безрогий!.. Моя дочь ему не подстилка… Расторговался тут! Да кто он такой, чтобы пасть вонючую разевать?! За Перонт бы его, поглядел бы я… А ты, ты чем думаешь?! Дочкой торговать собралась! Дочкой!!!

– Заткнись! – Подоспевшая бабушка загородила мать. – А ты сам? Не купил мою Хрису, скажешь?! Свалился тут нам на голову… Орясина приграничная. Небось тогда деньгами в нос тыкать не стеснялся!

– Судья почище тебя будет! – Мать упёрла руки в бедра. – Харитон не воняет хотя бы… Винищем не воняет…

– А ну заткнись! Обе заткнитесь!!! – Отец ухватил скамью, мать с бабушкой шарахнулись к стене. Раздался грохот, скамья врезалась в стену. Другую. С полки рухнул и разлетелся вдребезги цветастый кувшин, мерзко заголосила в своей клетке учёная птица, и, словно в ответ, зашлась слезами мать.

Отец топал ногами и орал, что отдаст дочку тому, кому не медяк цена… И кто не дерьма кусок, хоть бы и в золотой миске… Он напишет друзьям… Они приедут. Это такие молодцы, не то что… Ага, молодцы. Толстые, вечно пьяные, крикливые. Зачем, ну зачем это всё?.. Зачем мать вышла за отца? Зачем у них родилась она, Агапе? Зачем она сама…

Хлопнула дверь – мать, закрыв лицо, выбежала на двор. Отец с бабушкой продолжали кричать, загородив проход. Выйти, не зацепив их, было невозможно, и Агапе сидела, где её посадили. Сложив руки на коленях и глядя в оставшуюся открытой дверь. Снег все шёл, было очень холодно.

* * *

– Хуже женщины на шее только колодка! – засмеялся Марк и прижал ладонью струны. В таверне загоготали, и Марк запел снова. О фавне и вдове. Песенка была новой – в последнюю осень богиня дорог послала ему много песен – смешных, странных, тревожных, нежных… Сегодня он пел глупые и весёлые, пел и пил. На улице дождь мешался с нечастым в столице снегом, но от этого лишь становилось веселее.