Если это и было так, Драго ничего не заметил. Он не хотел знать, чего эта ночь стоила Марину, но знал, что будет долго ее помнить. В каком-то смысле такая женщина может навсегда разрушить твои отношения с другими женщинами.
Она даже спросила потом, потягиваясь в постели, как кошка, когда наступило утро:
– Я буду иметь удовольствие еще вас видеть, синьор?
Драго ворчливо ответил ей, натягивая сапоги. Ему хотелось вернуться на корабль. Надо было размещать товары.
– Может быть. Если я опять установлю рекорд скорости по пути из Хатиба, – ответил он.
– Хатиб? – лениво переспросила она. У нее были рыжие волосы. Все ее тело даже сейчас оставалось открытым его взгляду, гладкое, с пышными формами. – Скажи мне, красивый капитан, чем они там торгуют этой весной?
«Даже шлюхи, – думал он, выходя из комнаты. – Все в Серессе охотятся за сведениями!»
И поэтому, как думал он позже, на следующий день, ближе к закату, в открытом море, когда они огибали береговую линию возле Милазии и направлялись к точке, где должны были повернуть на Дубраву, то, что сказал и сделал в гавани Марин, должно было не сильно его удивить.
Может быть. Однако Марин – это Марин. Он будет вас удивлять.
Утро выдалось очень ясным и солнечным, что было неудачно с точки зрения Перо Виллани в настоящий момент. Он вчера засиделся допоздна, друзья праздновали его неожиданную удачу и поднимали многочисленные тосты за его отъезд.
После того, как он дал согласие, три ночи назад в палате Совета, запрет на разглашение тайны о заказанном в Ашариасе портрете тут же сняли. О портрете даже необходимо было объявить во всеуслышание. Герцог (которого ему тоже предстояло нарисовать после возвращения!) желал сохранить в секрете только тот, первый, разговор. Если бы Перо отказался, сказали бы, что такого приглашения никогда и не было. Если бы он заговорил после отрицательного ответа, они бы это отрицали, и, возможно, его бы убили за разглашение. Никто ничего подобного ему не сказал, они были слишком благовоспитанны, но Перо знал свою республику.
Оказалось, что согласие означало путешествие ко двору османов с заданием сделать больше, чем просто написать портрет великого калифа. Изображение заказчика в западной манере требовало нескольких сеансов для набросков, возможно, даже он будет писать его с натуры (если удастся уговорить Гурчу Разрушителя позировать). У Перо Виллани появится возможность наблюдать вблизи и, может быть, даже беседовать в человеком, который захватил Сарантий.
От него ожидали, что он запомнит эти встречи и подробно доложит о них, когда вернется. Никто не произнес вслух другой вариант конца фразы: если он вернется.
Ему посоветовали ничего не записывать, даже шифром. Зашифрованные заметки простого художника могут вызвать подозрение. Личный секретарь герцога – во время их второй встречи он вел себя с Перо более уважительно – посоветовал ему это. Синьор Виллани может быть уверен, что османы будут подслушивать все его разговоры. Они узнают его интимные предпочтения в постели после первого же вечера с одной из женщин, которых ему будут присылать.
– Они будут присылать ко мне женщин?
– Почти наверняка, – насмешливо улыбнулся секретарь. – Но не столько ради вашего удовольствия, сколько, и это важнее, ради получения информации.
Перо помнил, что он улыбнулся при этих словах.
– Совсем как у нас, – заметил он.
Личный секретарь герцога подготовил его и в других вопросах. Ему дали понять, что это всего лишь вероятности, и не надо слишком задумываться на этот счет. Но если представится возможность…
