Детки в порядке - страница 2

Я ничего не отвечаю. Я кого угодно перемолчу. Каждая минута – это уже победа, пусть даже и очень маленькая.

– Я хорошо делаю свою работу, – продолжает она. – И хотя мне пока не известно, где ты был вечером семнадцатого декабря, я знаю точно, где тебя не было. Тебя не было в том доме. Ты не видел ту лужу крови. Ты не видел, как гаснет взгляд того человека, Виктор. Знаешь, почему я в этом уверена? Если бы ты все это видел, то не сидел бы сейчас в этом кресле и не тратил бы мое время на какую-то херню. Ты бы обоссался от страха, вот что.

…

…

Эти пальцемозги – жестокие создания. Они отгрызают от моих множеств целые куски.

– Кабонго полагается на твою ложь, Вик. Но знаешь, о чем он забыл? Он забыл про Матисса. Забыл про Уитмена. Забыл про искусство. А ты ведь знаешь, что общего у всех достойных произведений, да? Честность. Та часть тебя, которая знает, что к чему. И именно эта часть расскажет мне правду.

Я молча считаю до десяти под звуки Базова голоса, который все звучит и звучит у меня в голове, как заезженная пластинка. Пусть думают, что хотят. Но ты им не лги.

– Мы защитим тебя, – говорит Мендес. – Тебе нечего бояться. Просто расскажи мне, что случилось.

Отвлекающий маневр, Вик. Им будет нужно время. И мы должны дать им время.

…

…

Я склоняюсь ближе к диктофону и прокашливаюсь.

– Каждая девочка, которая пьет чай.

Мендес спокойно захлопывает папку:

– Ладно. Думаю, мы закончили.

– Каждая девочка, которая ест малиновое печенье.

Она выдвигает стул из-под стола, встает с видом человека, завершившего дело, и говорит громко и четко:

– Опрос Бруно Виктора Бенуччи III завершен сержантом Сарой Мендес в три часа двадцать восемь минут пополудни. – Она нажимает кнопку, хватает со стола кофе и папку и идет к двери. – Скоро за тобой заедет мама. А пока можешь выпить кофе – там, дальше по коридору. – Она качает головой, открывает дверь, и бормочет: – Сраное малиновое печенье.

Полицейское управление Хакенсака и комната для допросов № 3 растворяются, превращаясь в Сады Мейвуд, Парник номер одиннадцать. Я представляю себе: Баз Ка-бонго, с его спорными родительскими инстинктами и рукавом из татуировок; бесстрашная Коко, преданная до самого конца; Заз Кабонго – щелкает пальцами, пританцовывает на месте… А еще я представляю Мэд. Я помню этот момент; мой момент надрывающей сердце ясности, когда облака расступились, и я увидел все так, как не видел никогда раньше. Дело в том, что я не знал, что такое любовь, пока не увидел, как она сидит в парнике, разворачиваясь передо мной, как карта, и открывая множество неисследованных земель.

Сержант Мендес открывает дверь, чтобы уйти, а я вытаскиваю руку из-под стола и поднимаю ее. Браслет оказывается на уровне глаз. Я восхищенно разглядываю большие белые буквы на черном фоне: РСА Уолт Уитмен был прав: мы правда вмещаем в себя множества. По большей части трудные и тяжкие, и тогда это сплошные беспокойства. Но другие – о, какие же дивные!

Вроде вот этого.

Я – один из Ребят с Аппетитом.

– Я был в том доме, мисс Мендес. – Я фокусирую взгляд на белоснежных Р, С и А. Расплывчатые очертания Мендес застывают в дверном проеме. Она не оборачивается. – Я был там, – говорю я. – Я видел, как погас его взгляд.

«Цветочный дуэт» завершился.

«Цветочный дуэт» начался опять.

Волшебство повтора.

Я скучал по папе. Следовательно, я стоял на краю пирса.